Андрей Козырев - Космос Крым. Повести

Я иду по широкому проспекту. Веет легким ветром с Невы. Холодок чувствуется. Время от времени я повожу озябшими плечами. Ощущение холода только обостряет у меня чувство неподдельности происходящего… За ночь я прохожу полгорода, ни разу не заблудившись: я знал все петербургские маршруты ещё в Омске, по книгам, по фотографиям. Иногда от холода и волнения тело охватывает мелкая дрожь. Мне холодно, значит, я существую… Значит, это все – не мираж!

Утро встречаю у дома Пушкина на Мойке. Рядом с квартирой, где умер Пушкин, находится пивная «Пушка» и отель «Пушка-Инн». Снуют автомобили. Гуляют туристы. Звучит гортанная французская речь.

Я прохожу во внутренний двор дома на Мойке. Там ещё царит спокойствие и безмятежность северного утра. Из-под серых камней, по которым ходил Пушкин, пробивается зеленая травка. Двери музея закрыты. Посетителей ещё нет.

В утренней тишине я подхожу к памятнику Пушкину.

Преклоняю колени.

Молюсь на памятник:

Отвечает мне только тишина.

………………………………………………………………………………………………

Помолившись Пушкину, с чувством исполненного долга я иду в соседнее корейское кафе – «Шилла».

Хозяйка – кореянка, судя по всему, недавно поселившаяся в России – подходит ко мне, спрашивает:

– Визасранч? Ви засранч?

С трудом понимаю, что это в её устах означает: «Бизнес ланч?» По-видимому, «великий и могучий» не всегда соизволит сразу покоряться иностранцам…

Заказываю «визасранч». Спокойно ем. Вдруг раздается звонок из отеля:

– Это господин Тузиков?

– Да.

– Вы должны немедленно расплатиться за вашу жену, иначе с вас будет взыскан штраф.

О Господи!… Откуда у меня могла появиться жена?

Срочно хватаю на улице такси и мчусь в гостиницу. Там выясняется, что Дашенька в мое отсутствие проснулась, проголодалась и, представившись моей женой, позавтракала в ресторане «Пауланер» при отеле и прошла полный курс спа-процедур – за мой счет.

Я отдаю почти все полученные от нефтяного магната деньги сотруднице отеля, лепечущей: «Дарья Анатольевна, какой у вас муж заботливый, все для вас, ничего для себя!» Даша поддакивает: «Да, он у меня такой».

– Ну что, теперь твоя душенька довольна? – иронически спрашиваю я.

– Нет, лапочка, – серьезно отвечает Даша. – Я хочу ещё мяса Вагью отведать.

Оказывается, ей кто-то в гостинице рассказал, что неподалеку в фешенебельном ресторане готовят такое австралийское деликатесное блюдо. Я беспрекословно веду Дашу в ресторан, заказываю блюдо и выхожу – якобы к ближайшему орешнику… т.е. банкомату – за деньгами. Оказавшись на свободе, сажусь в первый попавшийся автобус и еду, куда глаза глядят. У меня в кармане – Дашин паспорт, деньги, билеты на самолет.

Ездил я по городу часа три, пока не стемнело. Вернувшись в ресторан, обнаружил Дашу неподвижно сидящей над тарелкой с драгоценным стейком. «Андрюша, я мясо сохранила для тебя», – пролепетала она, увидев меня.

Я спокойно расплатился с официантом, демонстративно выбросил деликатесный стейк в мусорное ведро и под ручку увел Дашу из ресторана к машине, готовой отвезти нас в аэропорт.

Всю дорогу домой никто из нас не сомкнул глаз и не сказал ни слова.

Зато у меня написались стихи – о возвращении домой, конечно.

* * *

Только когда мы прилетели в Омск, обнаружилось, что мой багаж был доставлен вместе с нашим рейсом, а Дашина огромная сумка, которую она за всю неделю ни разу при мне не открыла, по ошибке была отправлена из Питера куда-то в Тьмутаракань.

И тут я испытал ликующее чувство полного отмщения за все понесенные мной финансовые и моральные утраты. Под сводами аэропорта раздался пронзительный Дашин крик:

– Андрей, у меня украли чемодан с прокладками-и-и!

Но радость была недолгой. Через несколько минут я уже писал под Дашину диктовку текст телеграммы в Пулково: «19.09.2013 у меня, Тузикова Андрея Вячеславовича, в аэропорту Пулково был украден чемодан с прокладками с надписью „Шугаева Дарья“ на бирке. Прошу доставить его в Омск на почтовый адрес Дулаковой Дарьи Анатольевны»…

Кто из нас двоих дурнее – если честно, не знаю. В любом случае, доставили Даше чемодан или нет – знает один Бог. Я более в её гостеприимный дом не заходил. Слишком много счастья для меня одного…

Все счастливые писатели похожи друг на друга, каждый несчастный писатель несчастен по-своему.

Это конец.

* * *

Не пришло ещё время пробуждения, и спала земля, хотя ржавая позолота рассвета уже расцвечивала стены городских зданий. Желтовато-серый, растрёпанный, невыспавшийся сентябрь лежал за окном, и ветер ворочался в небе, разминая затёкшие мускулы.

Предстоял долгий, полный трудов и забот день, но спал ещё город, досматривая последние утренние сны.

Яркий луч, пробившись сквозь шторы, скользнул по глазам Алексея Темникова. Алексей поморщился от солнечной щекотки и потянулся в своей постели, смакуя в памяти остатки ночных сновидений, вспоминая их вкус и аромат, – так мирно потягивается со сна откормленный кот, лениво вытягивая лапы и выпуская острые коготки. Идти на работу в библиотеку не надо было, – Алексей находился в двухнедельном отпуске. Можно отдыхать, сколько душе угодно.

Сны сменяли друг друга неспешно, как контуры утренних облаков в розовой луже за окном… Вдруг Алексея вывел из забытья резкий, громкий звук за окном, как будто пробка вылетела из бутылки с шампанским. Через минуту за стеной раздался крик – громкий, пронзительный. Алексей узнал голос Любови Григорьевны, своей матери. «Что случилось?» – забеспокоился он, быстро вскочил с постели, точным движением сунул босые ноги в шлепанцы и побежал к матери.