Александр Радченко - Синий зонт

Кого-то лепили из глины,
А вас, безусловно, из теста.
Над вами вам пели былины
О белом царе и невесте
И в душу немного изюма,
И капельку рома с Ямайки,
Что ночью стащили из трюма.
Я третий на снимке без майки.
P. S. Абсолютный встал.
Абсолютный сел.
Абсолютный стих.

Я сделал все наоборот:
Мой пианист стреляет первым,
Он, как умел, играл фокстрот.
Он, как хотел, лечил вам нервы.

Тогда вы были при князьях,
Хрустальный шар сиял при свите.
Маэстро вспомнил о друзьях,
О Вессоне и Смите.

Менялось время на часах,
Где циферблат без стрелок.
Раввин сказал, что был Пейсах,
Сметая все с тарелок.

А пианист играл фокстрот,
Играл его наоборот.

Если пес-то лунный,
Если друг-то милый,
Если враг-то гунны
За спиной Аттилы.

Шляпа и гитара,
Куртка на диване.
Накопилась тара
И чужая в ванне.

Мотыльки летают,
От свечи огарок,
Тени нарастают
В свете желтых арок.

И под строчкой нота
Личного протеста
Да на стенке фото,

Где она невеста.
Где оркестр струнный,
Диксиленд нехилый,
Там, где друг не лунный,
Там, где пес не милый.

Вот бы иметь столько рук
И попросить третий глаз.
Было бы меньше разлук
И неоконченных фраз.

Вас просвещаю, пока
Заняты боги судьбой,
Держит за хвост облака,
Шива шестою рукой.

Держит за хвост облака,
Некогда руку подать
Смотрит как будто с тоской
И говорит: Так держать!

По протоке тонкой,
Управляя джонкой,
О тебе пою.
Как за горизонтом
Атмосферным фронтом
Баю ночь твою.
Или каплей звонкой
По щеке румяной,
Словно колокольчик
Тройки резво-рьяной.
Баю ночь твою,
Баю и пою.

Ведь будешь франки предлагать,
Шептать противно: «Обними»,
И прессе что-то нагло врать…
Да ври, конечно,
Черт с ними.
Иль сбрось
С тебя хандру —
Наряд невежды,
Слепую глиняную рать.
С короной пышные одежды
На Александрову кровать.
А мне зевать, Мадам, охота!

В беседке миленькая вслух
читала Фета.
Соседская сирень над вечною
весной склонилась.
Нет, мне не послышалось,
Она сказала:
«Света. Я вас прошу уйти,
Пожалуйста, со мной.
Я брошу вас монеткою
на счастье
В небесно-голубой фонтан
Мечты.
Чтоб вспоминать порою
в час ненастья
Твои черты, твои черты».

От грозы шагала прочь
Дева краем сада.
Жуткий вой наполнил ночь,
Словно стон из ада.

И босая, без платка,
Чадо прижимая,
Оглянулась и стоит
Белая, немая.

Смотрит в волчие глаза
И, забыв о страхе,
Хлопнула разок-другой
По своей рубахе.

Он дитя ее лизнул,
Мордою прижался.
Не заметил, как уснул
И во сне остался.

Много лет понедельник,
Много лет вечереет.
Много лет враг-бездельник
На диване стареет.

Что нам даты и числа —
Календарное бремя.
Мы без всякого смысла
Примирились на время.

Что нам жизни-идеи
Когда подвиги-будни.
Если дети-злодеи,
Если женщины-блудни.

Верно, встретимся вновь
Мы порою весенней.
Закипит в жилах кровь
И придет воскресенье.

Zоrrоастрийка беглая дикая
По-персидски всегда многоликая,
Над кострами ночами парящая,
В злобной ласке ночами кричащая.

Непокорная и не битая
И местами шилом бритая.
Вся в орнаментах и наколочках,
Вся в булавочках и иголочках.

И на улицах Красной Пресни
Ты поешь невеселые песни.
Под гитару-подругу из детства,
Про судьбинушку с малолетства.

Где в могилке ты приземленная
И настолько в меня влюбленная.

Под кистью Куинджи рождается лето,
Белеет краса среднерусских равнин.
Как жаль, что Дега не увидел все это,
Не видел Веласкес, рисуя менин.

Ты чей-то «caprise», нe лишенный
тревоги.
Ты сказка под утро и легкая тень,
Бегущая с ветром по пыльной
дороге
Навстречу рассвету и чья-то
мигрень.

Вдохни огонь на Шангри-Ла,
Лиши монаха оберега.
Там в трех лучах летит стрела
И птица Вещего Олега.

Давай постоим под июльским дождем,
Синий зонт выбросив в клевер.
Продрогнем до судорог и подождем
Дю Солей, уходящий на север…

…вместо мокрого платья чье-то трико,
Ты позируешь ночью Пикассо
На мяче у костра, и бутылка Клико,
И в руке моей нож. Асса.

Стих не родится, локон не вьется,
Нету унылой картины в окне.
Бабочка больше о лампу не бьется,
Мирно лежит на зеленом сукне.

Ваши обиды желтеют в конверте,
Джинном в нем бродит сюжетная нить.
Жаль, не читал, но я рад – вы поверьте,
Будет зимою, чем печь растопить.

Затвор передернут, финка в груди,
Кровью залиты горные хаты.
По хрен. Бегу. Враг впереди
И сейчас я его аты-баты.

Встал на мину. Перепрыгнул забор,
С АГСом полет страшен.
Вновь кольнуло – в спине топор,
«Муху» взвел. Сарай мозгами окрашен.

Фески красные вьются вокруг.
Из себя вынимаю финку.
Сколько было голов. И, конечно же, рук,
Время – «час». На бегу ем грудинку.
Вот бы с Лиговки Нинку.

Лет двадцать примерно бомжую,
Рюкзак дарит форму и стать.
И, как подобает буржую,
На рубль могу загулять:

На 10 копеек – цыгане,
За 20 до Лиговки свищем.
На 30 кутил в балагане,
А прочее – нищим.

Склонилась ветка
сливы розовой
Над ручьем,
Несущим цветок сирени
У горы Машук.