Павел Богучаров - Иосиф

– А что дальше, Таня? Привезли меня в тюрьму, а она пустая. Никого! Сначала меня поместили в барак да и забыли на сутки. Наверное, я так думал, все были заняты отправкой этапа. Отправить – отправили, да и кто как взял передышку. Барак был большой, человек на пятьд-е сят-семьдесят. Как там могли жить люди семейные, с д-е тишками? И я ходил из угла в угол, стены трогал. Ходил и боялся занять какую-нибудь кровать. Мне всё казалось, что сейчас этот этап назад возвратят, и станут люди занимать свои места. Я даже представил, в каком месте могла находиться ТА семья. К вечеру на дворе стало холодать, дожжик пошел, а у меня в глазах – мальчишки на арбе в летних рубашонках. Ну как вот так?! Они же в это время были где-то в пути! Вы понимаете, дети?! Эти ребятишки в рубашонках, годок мой в исподнем и женщина в платочке, с грудным ребёнком меня всю жизнь держали. Всю жизнь я их вспоминал. Хотя много чего видел и пострашнее.

До утра следующего дня никто меня не кормил, не поил. А рано утром ко мне в барак поместили ещё одного. Он с той стороны Волги был, саратовский. Звали Егором. Жорой. Этого мужика я тоже запомнил. В нем змей жил!

– Как, змей?! – одновременно спросили мы с сестрой.

– А вот так, ребята! Самый настоящий змей! Но сначала я попал к начальнику тюрьмы.

– Ты про змея сначала расскажи, пап, а потом и про начальника тюрьмы!

– Подождите, вы меня не путайте! Змей никуда не уползёть! Давайте по порядку! Этого Жору привели и меня заметили. Заметили и повели к начальнику тюрьмы. Во-от. Начальник сидел и какие-то бумаги писал. Остались вдвоем. Я ещё про себя удивился – без охраны сидить! А я же – опасный! Хэ-хэ-хэ!.. Оторвалси он от бумажек своих, мое «Дело» рассмотрел, и тогда на меня обратил внимание. Спросил конкретнее, за что посадили и как.

– Механики нам нужны, – говорит. – А какой ты механик? –спрашивает: – Вишь, вон, и амбары у тебя погорели, а?

– Не по моей вине сгорели, – отвечаю. – Я местное начальство предупреждал, что щиток надо поставить заградительный на веялку, а они не поставили. Искра летела…

Начальник встал, к окну подошел и паутинку пальцем со стекла смёл. Смотрю на него: какой-то не злой, а усталый.

– Значит, механик? – спрашивает ещё раз. – А чего хромой?

– Да, – говорю, – на коньках в детстве коленную чашечку сбил.

– Есть у меня тут один конь и тоже хромой, но белый. Белой масти хромой конь, – начальник опять за стол свой садится и вздыхает.

Смотрю я на него и не понимаю, какой-то он совсем не военный, этот начальник тюрьмы:

– А чего ты ещё могёшь делать, механик? У нас тут целое поливное хозяйство.

– Так… Много чего, – говорю. – Я и лампочку первый в Нехаевском провел. И сейф Нехаевский вскрывал!

– Как?!

– Отмычками.

– Не понял…

– Ну, – и не знаешь, как говорить, – заставили меня вскрыть сейф ваши работники энкэвэде…

– Понятно, – говорит и внимательно слушает дальше, чего я ему дальше… балаболю. Ха-ха!

– Потом мельницу там запускал, жернова могу набить. Вон, у Вас каблуки сбитые на сапогах, – показываю под стол. – Могу натачать и каблуки.

А у него и правда сильно сбитые каблуки были! Пока он стоял у окна, я заметил.

– Чего?! – начальник тюрьмы аж вскинулся. – Натачать?! – и тоже глядит под стол на свои сапоги. – Ты смотри, востроглазый какой! Всё он могёть, а? Сейфы он вскрывает! Смотри, какой?! Натачать-то я и сам смогу, а сшить новые?

– Да, а чего бы и не сшить? Был бы материал, – говорю.

Начальник перестал улыбаться и так пронзительно вгляделся в меня:

– За свои слова отвечаешь? – спрашивает и смотрит в мое «Дело». – Иосиф… Еврей?

– Нет-нет! – руками отмахиваюсь. – У нас на Водиных сроду евреев не было! Не еврей. А для сапог нужен материал. Я обучался сапожному делу, – говорю.

Он смотрел, смотрел так на меня, а потом протягивает по столу листик бумаги и чернильницу с ручкой и серьёзно:

– Пиши, какой материал нужен для сапог, не еврей!

– Так я писать не могу, – отвечаю.

– Ну ты даёшь! – начальник тюрьмы захохотал и загреб к себе листик с чернильницей – всё могёть, а писать не могёть! Ну? Я пишу, диктуй!

– А какие сапоги вы хотите? – спрашиваю. – Яловые, кирзовые, хромовые, с напуском, с рыпом?

Опять начальник тюрьмы хохочет и пишет под мою диктовку.

Сошлись мы с ним. Он был из немцев. Из Поволжских. И вся семья его из немцев, при нем жила. Жена и две дочери. Не знаю, как сейчас, но в те времена это была тюрьма вольного поселения. Охрана, конечно, существовала. Но все заключенные работали на поливной плантации. Огромная такая была плантация на речке Иловля. Там выращивали и помидоры, и огурцы, капусту, свеклу, морковь – всё! И этот начальник тюрьмы походил больше на председателя колхоза. Его за глаза все называли Кайзером. Кайзер и Кайзер.

– Наш Кайзер, – говорили, – сильно похож на немецкого Кайзера. Там жа, в Дворянском, много немцев жило. Поволжских. И многие из них работали на плантации.

Немецкого Кайзера я не видал, а нашему Кайзеру я начал шить сапоги. Он мне доставил наилучший материал, с колодками. И я ему такие хромачи пошил! С рыпом! Что самому понравились! А уж как Кайзеру! – О-о! Как он ходил?! Как петух со шпорами! Рыпел так важно! Ты, Паша, обрати внимание, как петух шпоры свои несет, подлец! Он жа красуется! Так и наш Кайзер красовалси! У него прям походка поменялась. И тут, через день-два, как я ему пошил, вызывает к себе и просит пошить сапоги ещё его жене и двум дочерям! Во, как дело вышло! Стал я у Кайзеров во флигельке жить да сапоги им всем шить…

– Ну, пап! У тебя не тюрьма выходит, а сказки Александра Сергеевича!

– Не знаю, Паша, какая у твоего Александра Сергеича белка! Грызёть она там сабе орешки или не грызёть, а я табе правду говорю! Колодок Кайзер мне привез, материалу! Такого больше материала я и не видал! Нет, видал! Я вам не рассказывал, как первый раз я пошил сапоги? Дитём пошил?

– Нет, не рассказывал, – отвечает сестра.

– Пап, а про змея? – это уже я настаиваю.

– Да подожди ты со своим змеем! Помню я! Я вот что вспомнил. Водины! – отец опять оттаял. – А то забуду! Привез отец Павло как-то наипрекраснейший сапожный материал! Это было до революции. А я взял тайком от него хром и пошил сапоги. И знаешь, кому?

– Кому?

– Собачке!

– Собачке?!

– Хромовые сапожки! Четыре сапога! Ха-ха… Правда-правда! Да ещё завязочки-шнурочки им сверху присобачил, чтоб не спадали. Отец как узнал про то, что я хром у него стащил, так разозлился! Если бы не дед Иван, отлупил бы! Дед Иван сказал:

– Не тронь дитя! – И ко мне: – А ну, Ося, надень-надень на собачку сапожки!

Я надел, шнурочки затянул, сапоги высокие получилися!.. а песик энтот был приблудный. Прибился к нашему двору, ну мы его и не гнали. Отец Пашка кличку дал ему: КЫБЫСДОХ. Дескать, скорей бы ты сдох! А Кыбысдох живет сабе и не сдыхаить. Такой ласковый был! Чего мы, детишки, с ним только не вытворяли! Всё терпел! И вот идет наш Кыбысдох по базу в сапожках хромовых, а у него лапы не гнутся, шнурочки болтаются. Идет, спотыкается, падает и на нас поглядывает, дескать, я невиноватый, сапог хромовых не заказывал! Дед Иван хохочет, а отец суровый стоит. Песик баз весь прошел, дед ему и приказывает: