Павел Богучаров - Иосиф

– Есть! Два брата!

– Старший?

– И старший есть! Он сорок седьмого года! Музыкант он.

– А-а, нет, – дядя Саня собрался уходить, но добавил, указывая на меня: – В войну такое лицо помню – копия! – встал уже и спиной ко мне повернулся.

– Но у меня дядька родной был! Петр, – остановил я его. – И он погиб.

Дядя Саня резко повернулся, подсел вновь. – А где он воевал?

– На финской! Там и погиб!

– На финской и я воевал! Но, ладно, я к тебе вечером зайду. Ты сегодня на сутки заступаешь?

– Заступаю!

Я не успел опомниться, как дядя Саня вышел из столовой. Помню, сердце у меня в тот раз забилось, заколотилось – ужас! О родном дядьке, который погиб на финской войне, отец наш, да и мы все родные, ничего почти не знали. И тут вдруг! Вечером дядя Саня не зашел, и утром его не было. И трое суток до своей смены я мучился неизвестностью. И опять мы встретились в столовой. Тут я уже сам к нему подсел решительно:

– Дядя Саня, расскажи про дядьку! Вы знакомы с ним были?

– Нет, – вяло ответил тот. – Просто я помню, мы шли в штыковую, и помню, рядом со мной упал вот такой боец, как ты. Один в один! Я к нему: «Браток!». А он уже всё! Грудь вся в крови уже была! Я его вот так взял на руки, голову держал его… А там надо же было идти в бой! Дальше! Оставил его и пошел… Но лицо – твоё…

Я почему-то поверил тогда дяде Сане, и сейчас верю, что именно так оно и было. Отцу рассказывал эту историю. И, помню, после того мы долго и молча сидели с ним. Отец, видать, сам представил ту картину, картину смерти своего родного брата. Потом он просил передать привет дяде Сане. Я передал, и мы с дядей Саней стали дружить. Он мог принести мне яблок. Целое ведро один раз принес! А однажды зашел и молча подал мне конфетку – карамельку. Одну. Улыбнулся и молча ушел.

И всё же! Дядя Саня был великий фантазер! Да, там, в нашем сельхозучастке, была могучая «кучка» фантазёров! Когда же начинал говорить дядя Саня, все замирали и ждали грани, которая плавно, а то и сразу скачком, переходила в ту самую потрясающую выдумку, какую, можно сказать, и не выдумаешь! Но зачем она ему нужна была?! Ну, например, дядя Саня был охотником, поэтому у него была масса историй про охоту. И вот одна из них, свидетелем которой я был.

Летом наша котельная не топилась, стояла на ремонте, так что все кочегары ходили каждый день на работу. И как-то раз после обеда мы – кочегары и слесари – человек пять-шесть, по пути в котельную забрели в аккумуляторную. Дядя Саня находился там, а «погонялы» – бригадира Семёна рядом не было, так что мы затормозили на какое-то время у аккумуляторщика Леонида. Не помню, как разговор вышел на тему охоты, но слово взял дядя Саня Золотанин.

– Когда я жил в Тульской области, был у меня кобель Трезор! Таких кобелей уже нету! О-о, не-а! Умный, гад! Только не говорил!

– А какой же породы был твой Трезор? – вкрадчиво спросил аккумуляторщик Леонид.

– Породы?! – дядя Саня задумался на одну секунду. – Да обыкновенный кобель и обыкновенной породы! И не гончая, и не борзая! Я же в собаках разбираюсь! А Трезор был обыкновенный. Правда, такой костистый! – дядя Саня показал, каких размеров был Трезор.

– Да это прям телёнок, – ехидно засомневался аккумуляторщик.

– Теленок! – воскликнул дядя Саня! – Вот я тебе и хочу рассказать, как с ним мы на кабанов ходили!.. Мы! – Рассказчик таинственно усмехнулся, неспешно достал сигареты, неспешно прикурил. И все курящие вокруг дяди Сани тоже задымили. – Выходили мы с ним рано утром, – дядя Саня посмотрел на часы, – в три сорок пять! Но вот так мы с ним выходили – ровно в три сорок пять! Так заведено у нас с ним было!

– С Трезором?

– С Трезором!

– А он, чего же, в хате с тобой жил? – опять тот же вкрадчиво-ехидный голос.

– В чулане! – резал дядя Саня. – В чулане он жил и на волчьей шкуре спал!

Так вот! Я открывал ворота нараспашку, – рассказчик посмотрел всем в глаза, а дольше всех – аккумуляторщику, наверное, чтобы тот не лез с глупыми вопросами. А смотрел дядя Саня так, будто хотел сказать: «Вы, даже, не представляете, как это открыть дверь нараспашку!» – Открывал я ворота нараспашку и говорил: «Трезор! Фас!» – и Трезор мой тут же уходил в лес, а я… – Дядя Саня выдержал мучительную паузу. – Правильно ты думаешь! – Рассказчик ткнул пальцем в аккумуляторщика, – в чулан. В чулан! Повторяю! Садился на эту самую волчью шкуру и закуривал. А ружьё-то – вот оно, рядом! Курки взведенные! Жакан! Всё! Как положено!.. Курил я тогда… самосад. Сам его выращивал, намешивал туда дойничку – изумительный был душистый самосад!

– О! Я тоже отцу так делал! – обрадовался я.

Дядя Саня поднял в мою сторону руку, мол, тебе слова не давали.

– Я искуривал пару, ну, от силы… – рассказчик опять посмотрел на часы: – …три цигарки! И тут, брат, не шути! Дикий кабан – зверь страшный! Веперь! Я брал ружьё и тихо-тихо спускался с крыльца. – Дядя Саня тихо-тихо показал, как он спускался с крыльца и замер. И мы все замерли и перестали дышать. Кто-то даже поперхнулся дымом.

– Ха! – неожиданно громко выдохнул дядя Саня так, что все вздрогнули, кроме аккумуляторщика. Оказывается, аккумуляторщик Лёня уже слышал эту историю про Трезора…

– Ха! – выпалил дядя Саня. – Мой Трезор не любил задерживаться, он приходил как по часам! С левой стороны шел вепрь, а с правой – мой Трезор! В зубах Трезор держал клык этого самого дикого веперя и вел его за клык! И где он находил таких здоровых кабанов?! Я теряюсь в догадках! Шли бок в бок! Ха! А хвостиком его Трезор ещё и подгонял!.. И прямо в ворота и ко мне во двор!.. Мы встречались с ним глазами – вот так! – дядя Саня стремительно рисовал прямые линии. – Глаз в глаз! Я давал головой ему знак, мол, сигай, Трезор! И Трезор мой сигал в сторону метра на два… и становился, как вкопанный… Мол, Саня, я свое дело сделал, теперь ты лупи!..

Боюсь, моя мысль свернула куда-то в сторону. Буду краток. Итак, накануне голосования дяде Сане приснился сон: столы, столы, а за ними сидят два человека – генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев и наш бригадир Семен. Дядя Саня решил, что это вещий сон, что Сеню нашего надо срочно выбирать в депутаты и что Сеня может стать у Горбачева секретарём. Не генеральным, а просто секретарём. Снился ли сон на самом деле дяде Сане, никому, сами понимаете, неизвестно. Тогда же кто-то заметил, что столы снятся к покойникам, и как бы наш Семён, но ещё хуже – сам генеральный, а ещё страшнее – оба, в один день, как бы ни того… ага… «лапки не отбросили».

В общем, выражаясь словесным багажом Михаила Сергеевича, – «плюрализма» в нашем сельхозучастке пёрла, как опара из квашни!..

Один из немногих, тоже тракторист, – Михаил Иваныч Камешков, противостоял ТАКОМУ легкомысленному действию своих сотоварищей: