Егор Шевелёв - Узник острова Райкерс Айленд. Американский дневник

Порадовало то, что мы сразу же заехали в здание суда, а не камеры ожидания МДС. Здоровенный автобус втиснулся в подземный паркинг суда. Нас начали выводить группами до лифта. Лифт оклеен агитационными объявлениями в необходимости носить штаны на поясе, а не в районе колен. «Нет приспущенным штанам!» Я растолстел, штаны даже с расстёгнутой верхней пуговицей и не думают спадать ниже.

На 7-й этаж Верховного суда нас набралось 8 человек. Поднялись лифтом. Встречающий и принимающий нас мент-ирландец читает моё имя и фамилию скорее по памяти, чем с карточки заключённого. Почему-то среди всех здешних подсудимых он одного меня считает настоящей мафией. В тесной камере ожидания набралось человек 20, потом привели ещё и ещё, и нас стало 32. Не то, что прилечь, присесть негде. Я занял позицию у решётки поближе к телевизору. Как впоследствии оказалось – зря. ДВД-плеер сегодня сломался – кина не будет. Но думал я не о кино и не о суде, а о животе. Вокруг неспокойного пуза сконцентрировалась вся вселенная. Время 9 утра, через 5—6 часов меня поведут на суд. Дотерплю или нет? Унитаз здесь есть. Грязный. С него открывается панорамный вид на всю камеру. Метрах в двух от него на расстеленных, на полу газетах спит негр. Обстановка не располагает.

Несколько соседей по скамейке пытаются завязать со мной разговор. Ага, можно подумать мне сейчас до философских рассусоливаний. «Спик инглиш Вери литл – Ураина». На этом всё. Говорить на ломанном английском с жутким «рязанским» акцентом куда проще, чем без акцента. Чувствую себя как Нео из кинофильма «Матрица» в эпизодах «слоу-моушен». Время реально замедлилось, оно не идёт, а медленно и нудно тянется. Такого не бывает в реальной жизни. А живот живёт своей жизнью, время для него тикает с точностью швейцарских часов. Причём часы тикают в обратную сторону, отсчитывая оставшееся время до часа «Ч». Через несколько часов живот к величайшей радости притихает.

Мысли иного характера снова стали посещать мою голову. Есть ли в этой камере люди, походящие по моему делу? Увижу ли я Василенка? Узнаю ли я его? Что я ему скажу? Передам сообщение от Джимми от его товарища-сокамерника, с которым я пересёкся в МДС. Собственно на этом и всё. Хочется поскорее пойти на суд и выяснить своё будущее. А ещё хочется кушать. Живот успокоился, не приспичит ли снова? Съедаю скромную колбаску, сладость решил оставить на потом. Сижу на скамейке, прислонившись спиной к стене, руки скрещены на груди, глаза закрыты, пуговица на штанах расстёгнута, но её никому не видно под тенниской. Во рту привкус колбаски. Помещение заполнено монотонным гулом голосов, клонит ко сну. Суд кажется ещё таким далёким. В итоге я задремал в сидячем положении. Неглубоким, спокойным сном.

Проснулся я от того, что принесли покушать: сэндвич с сыром и упаковка молока. Хочется пить. Но это же молоко плюс мой живот. Калькуляция возможных рисков и последствий. Рискну. Вспоминаю про кофе. Открываю упаковку, засыпаю туда растворимый кофе, взбалтываю, крепко зажав пальцами верхушку картонной упаковки. Капли молока проливаются на пол. Кофе никак не хочет растворяться в холодном молоке. Отпиваю немножко молока и продолжаю перемешивать путём взбалтывания. Молоко, появившееся на пальцах уже не белое, а коричневатое – значит таки смешалось. Вытираю пальцы туалетной бумагой, припасённой в кармане. Сэндвич я не решился кушать и отдал его вечно голодным наркоманам-планокурам. Как я и рассчитывал, кофе придал мне бодрости и ясности ума.

Я приступил к рассматриванию собравшейся публики. Проходящих по моему делу здесь нет, ведь на слово «Украина» никто не прореагировал. И Василенко здесь нет, если конечно он не негр преклонного возраста в очках тихонько притаившийся в углу. Начали понемножку, по одному забирать на суд. Негр в рубашке, чёрном расстёгнутом свитере и галстуке, пошёл первым. Он признал свою вину, вернулся и начал ныть о несправедливости жизни. 21-летнему карлику мексиканцу дали 2 года, он пришёл заплаканный и замкнулся в себе. В клетке дожидались своей участи: несколько наркоманов с заторможенным, но счастливым видом; несколько откровенно психически нездоровых личностей, которым тюрьма – не тюрьма; несколько дураков, которых кто-то использовал (в корыстных для себя целях) и посадил, а они только сейчас расчухались и возмущаются; один африканский беженец; один гомосексуалист постоянно ругающий кандидата в мэры Нью-Йорка, который в своей предвыборной программе обещал бороться с Геями. Остальной контингент совершенно ничем не выделялся.

На суд меня повели гораздо раньше, чем я ожидал. Беру свою папку с бумагами. Мои руки сзади застёгивают наручниками и ведут на суд. В конце коридора. Перед входом в помещение суда стоят два стула. Сажусь, жду. В этот раз адвоката до начала суда ко мне не подзывают. Как же хорошо, что живот не беспокоит! Меня ведут в зал суда. Там как-то подозрительно пусто. Точно – как всегда ничего не готово: ни документов о снятии обвинения о коррупционном предприятии, ни запрос о предоставлении списка улик от прокурора. Перенесено аж на 19 января! И почему я совершенно не удивлён? Отлучаемся на минуту с адвокатом. Он быстренько через переводчицу посвящает меня в курс дел. С воодушевлением говорит о том, что прокурор Бэндлер будет обязан предоставить список улик, согласно закона, и ему не отвертеться. Адвокат быстренько протараторил и убежал. Меня тотчас же увели.

И вот я снова в привычной клетке ожидания. Грызу сладость и думаю, что времени для написания книги мне хватит с головой. С таким ходом событий федералы во Флориде меня не дождуться. А что суды будут откладывать и откладывать – так это я знал ещё в Греции, по сводкам новостей. В прошлом моём дормитории была та же самая картина: после 20-го отложенного суда инмэйты просто перестают их считать. И мент-ирландец скоро будет считать меня неотъемлемой частью судебных заседаний. Живот вновь напомнил мне о себе. Н-да, поскорее бы вернуться.

Значит этот Новый год я буду встречать встречать в Нью-Йорке, а следующий возможно во Флориде. Если повезёт. За нами пришли. 10 человек спускаются лифтом – мы в подземном паркинге. Вот он автобус, на котором мы приехали. Стоит, ждёт. Но идём мы не к нему, а к микроавтобусу, который повезёт нас в MDC в камеры ожидания отбытия на тюрьму. Держись живот! Мои мысли вновь сосредотачиваются лишь на нём. В MDC аналогичная переполненность камер. Все камеры забиты людьми. Это хорошо – значит скоро поедем обратно. Но я не рассчитал одного – людей может не только не хватать на заполнение автобуса, но и быть слишком много. Поэтому автобус укомплектовался и уехал, а мы, новопршедшие, остались дожидаться следующего.

Вновь увиделся с латышами – им опять отложили суд. Латыши уехали первым автобусом. Скучать в одиночестве мне не пришлось. Новенькие всё прибывали и прибывали. По привычке я разглядываю книги в их руках. И тут входит белый молодой паренёк, держа подмышкой книгу на русском языке! Не успел я подумать кто это передо мной, как он меня спросил: «Ты тоже латыш?» «Украина». И вот я созерцаю очередную драму человеческой жизни.