Виктор Житинкин - Повести

– Знаете, до меня дошли слухи о том, что вы совсем пали духом. От кого эти слухи, вы, наверное, догадываетесь. Я, конечно, возмутился, доказывая, что ваши успехи значительны и очевидны. Но…, но…. Сами понимаете, что они фигурируют фактами, перед которыми я бессилен. По человечески прошу, возьмите себя в руки. Я вас не буду выпускать из вида и, если нужно будет, окажу вам помощь. Основные усилия должны исходить от вас.

Он протянул Демину руку, долго держал в своей теплой и мягкой ладони костистую и холодную руку лейтенанта, подтверждая улыбкой и мимикой лица правдивость своих слов, затем он развернулся и пошел, слегка сгорбленный и какой-то свой, родной и добрый.

Сердце екнуло у взбунтовавшегося лейтенанта, он стоял и смотрел вслед удаляющейся фигуре «Черного полковника» и, только когда тот исчез из виду, войдя в свой кабинет, в задумчивости прошел мимо меня, даже не заметив, а я не решился остановить его, чтобы чему-то не навредить своими действиями, своим присутствием.

Анатолий ушел, но я видел происходящее и слышал все сказанное. Непонятные чувства разыгрались во мне, Появилась слабая надежда на то, что Демин одумается, станет таким, как наше большинство. В то же время, вспоминая выражение его лица, его стеклянные глаза, брызжущий слюной его рот в разговоре со мной, мне трудно было представить, что он отречется от своих мыслей и убеждений. Но я, все же, надеялся на лучшее.

* * *

Две недели пребывания на корабле, а уже поперек горла и этот равномерный гул работающих где-то далеко в машинном отделении моторов и, постоянный, дующий прямо в лицо, соленый ветер, когда ты на палубе. Лишь тренировки почему-то не опостылели, там время летит быстро, да и общения с людьми больше, глядишь, и перебросишься парой фраз с человеком, с которым не общался два, три дня. Так и мне, приятно было встретиться с людьми симпатичными, с которыми познакомился там, на Балтике, в той чужой стране, при интересных обстоятельствах.

С некоторой завистью смотрел я на мощные торсы Астахова и братьев Николаевых, на их груды мышц, как канаты, упрятанные под кожу их рук, животов и спин. Они не забывали меня и, как мне показалось, тоже были привязаны ко мне. Володя Николаев критически осмотрел меня и, легко ткнув кулаком в живот, похвалил, или, как говорят «бросил леща»:

– А ты тоже ничего выглядишь, накачался. Молодец!

Дима Астахов отвел меня немного в сторону и, как я и ожидал, первым вопросом было:

– Рассказывай, как там твой командир поживает. Что-то не могу я с ним заговорить, да чего скрывать, от одного его вида у меня между лопаток мурашки, как живые, бегают. Да! Вон он идет, вроде, как к тебе направился. Ну, ладно. Пока! Я побежал!

Подошел Руслан:

– Я смотрю, ты с Дмитрием общаешься постоянно.

– Видишь ли, этот экипаж состоит из моих друзей. Они – первые, с кем я познакомился там, на Балтике. Привязанность осталась, да и нравятся они мне, хорошие ребята. И друзья хорошие.

– Ну, а мы как, твой родной экипаж? – ехидно улыбаясь, спросил он, заглядывая в мои глаза, своими «вишенками». – Знай, что воевать-то бок о бок в одной машине будем.

– Послушай, о какой войне ты ведешь разговор?

– Да не прикидывайся ты дурачком. Огромное судно до предела набито боевой техникой и оружием, скомплектованы офицерские экипажи, а ты считаешь, что мы в бирюльки играть будем там, где нас выбросят на сушу, будь то Африка или Америка.

– Руслан, погоди, не пыли. Ты, сейчас, ведешь себя, как ревнивый муж в семье. Тебе кто-то испортил, видать, настроение, вот ты и завелся. Давай жить проще и легче. Нет никакой войны и, даст бог, не будет. А мои друзья, должны быть и твоими друзьями тоже. И с чего бы тебе ненавидеть Диму Астахова? В конце концов, это ему нужно на тебя обижаться. Ведь не он тебя, а ты его побил в том злополучном бою, после которого вы стали врагами.

Руслан, в раздумье, помолчал немного и, затем, словно спохватившись, стал быстро говорить:

– Прости, прости! Нехорошо все получилось. К тебе у меня претензий нет. Ты – хороший человек, хороший друг. Хочешь, чтобы всем было хорошо. Но, понимаешь, сам не знаю, почему так, как увижу Димку одного, вроде бы ничего, живет, да и пусть живет, Совсем другое дело, когда вижу его рядом с тобой. Ненавижу его! Ненавижу!

– Господи! Что же это такое происходит? – думал я, глядя вслед удаляющемуся Руслану. – Посходили с ума, один другого хлеще.

Неужели это ограниченное пространство так действует на психику людей, молодых людей, нервы которых должны быть еще не тронутыми тлением и очень крепкими. Физически все очень сильны, все, без исключения, отобраны самые лучшие. Времени в пути прошло меньше половины. Что же будет в конце? Возможно еще, что страх перед неизвестным будущим сводит людей с ума, тем более что из уст, как Анатолия, так и Руслана, я своими ушами слышал не только намеки на войну. Они открытым текстом говорили о военных действиях, влекущих за собой убийства и смерть, а не о бирюльках, в которые играют. Ну, что же, подождем – увидим. Время покажет.

Вернувшись в каюту, я не увидел ничего исключительного, все было как всегда. Руслан лежал на кровати, но сквозь его прищуренные веки, чувствовался пронизывающий взгляд, а Иван Иванович, как всегда, сидя на кровати, что-то перебирал, периодически нагибаясь и вытаскивая откуда-то снизу всевозможные предметы, то, какую-то бархатную тряпочку, сплошь увешанную значками, то, лохматую тетрадку, куда он что-то записывал и снова прятал. После, он доставал иголку с ниткой и чинил, разошедшуюся по шву куртку, ворча:

– Растолстел, как поросенок, вроде и ем немного, а, вот, все толстею. Совсем не жрать, что-ли.

– Иван Иванович! Дорогой ты мой. В твоем теле нет ни жиринки. Мышцы у тебя растут, шире в плечах стал. Возраст-то у тебя еще юношеский, скоро богатырем станешь, – моментально среагировал Руслан на слова, невнятно сказанные нашим коллегой, добрейшим Иваном Ивановичем. В этом нет ничего удивительного. Реакция для бойца, первое дело для успеха. Важно другое. Войдя в каюту, я сразу почувствовал взгляд через полуприщуренные глаза, и, тут же, последовал его ответ на чуть слышимое ворчание. Надо же, все-то у него под контролем. Я имею в виду нашего командира, лейтенанта Шакирова. Человек лежит, почти спит, но, в то же время, контролируя обстановку, знает, кто и чем в эту минуту занимается, кто и чем дышит. Феноменальный человек, разведчиком бы ему быть, или шпионом.

Я, было, испугался, но потом, поразмыслив, сделал для себя кое-какие выводы:

– во-первых, стать менее откровенным в разговорах;

– во-вторых, не давать повода для каких-либо подозрений, выглядев, в то же время, наивным простачком, вроде Ивана Ивановича.

Все, решено, пусть так и будет!