Петр Колосов - Запах счастья. Рассказы взрослого мальчика

А мама записывала в тетрадь все реплики Эсфирь Иосифовны во время урока, даже её пение («ля-ля-ля»). Мы потом читали и хохотали. Скрипело перо, воткнутое в оранжевую самодельную деревянную ручку, подаренную маме её учениками. На ручке красовалась надпись «Орловская И. В.» Перо же было № 86. Были перья и № 11, но это считалось слишком вызывающим для школы. Почему – Петя не понимал.

У Эсфирь Иосифовны очень смешная фамилия: Кран! Надо же выдумать такую фамилию! Кран – это наш жёлтый медный кран в кухне. Он один. Из него только наливают воду, а посуду моют на столе в миске. Эсфирь Иосифовна никогда не раздевается и не снимает ботиков, несмотря на осторожные предложения мамы и папы. Но учительница она очень хорошая, Петя слышал, как говорили взрослые: «Эсфирь Иосифовна, конечно, прекрасный педагог…»

Зато на новогодних каникулах занятия отменялись! Ура! Можно было два дня не играть на рояле по полтора часа! Ещё можно было не играть, когда умер Пал Сергеич – сосед по квартире, и Петя втайне радовался нежданным каникулам. Пал Сергеич жил за стенкой той части комнаты, где спал Петя. Раньше он играл на гармошке и пил, а все пели «Ой, рябина кудрявая, белые цветы…» и «Шумел, гремел пожар московский», а потом заболел раком (опять странное название!) и весь день кричал, наверное, и ночью, но Петя не слышал. Когда Пал Сергеич умер, Мариванна, его жена, «голосила», то есть что-то кричала нараспев. Взрослые объяснили, что так надо. А зачем?

Вот ещё: рояль-то был «тяжёлым», то есть механика его работала от сильного нажатия на клавиши (это Петя понял много позже), но все – и родители, и учительница, – хвалили такую «тяжесть» рояля, которая развивала моторику пальцев, и играть на иных, более «лёгких» инструментах было бы легко и просто. В этом Петя смог убедиться в девятом классе, играя в Доме Учителя на рояле фирмы «Steinway», который, как показалось ему, звучал несколько стеклянно и поддавался пальцам слишком легко.

На том концерте еврейка-музыкантша успокаивала Петю (хотя он вовсе и не волновался): «Удел всех артистов – ждать!» Но Петя ждал не своего выступления, а того вожделенного момента, когда ученица Надя Бузенкова из 10 класса, то есть на год старше (!), которая нравилась Пете до самозабвения, начнёт читать письмо Татьяны к Онегину. Читала Надя отрывисто, как-то не так, как привык внутренне слышать Петя, но влюблённость покрыла всё. Они ещё с Борькой ходили вниз от Таганской площади к дому Нади, и видели её в окне первого этажа… О, какое юное сладострастие!.. И Петя готов был полюбить и подругу Нади – Зою Грибовскую, которая всегда на переменах ходила с Надей под руку. Петя прозвал её «адъютант».

На переменах полагалось прохаживаться парами по коридору. Однажды Петя услышал: «…но он такой стеснительный мальчик!» Эти слова сказала его Надя! Про него! Какой ужас! И какая сладость: он существует для Неё! В этом её «но» заключалась вся огромная надежда. На что? Петя не смог бы сформулировать, но ощущал надежду всем своим существом.

Запах клавишей рояля «Rud*Ibach Sohn» исчез после ремонта. Но это случилось позже, гораздо позже, чем то время, когда Петя разучивал этюды Скрябина, которые ассоциировались у него с удивительной девушкой в клетчатой ковбойке из параллельного класса – вместе с ней они ездили на Поля орошения в теперешнем Марьине. Имя её Петя забыл, зато хорошо помнит Игоря Суханова, легко поднимавшего носилки с дерьмом двумя руками, чего Пете не удавалось. С этой девушкой Петя так и не познакомился, особенно после того, как он увидел её с противным пошловатым парнем на очередном школьном вечере.

Папа сходил на улицу прогуляться. Вернулся остывший и немного безразличный.

– Давай учи! Выстукивай! Завтра…

Петя поиграл немного, но как-то не игралось.

Завтра приходила Эсфирь Иосифовна Кран, поворачивала два раза вертушку звонка, на котором была отлита надпись «Прошу повернуть!», вваливалась на паркет в промоклых ботиках, и начинался урок, цель которого для Пети заключалась в его окончании.

4 декабря 2013 г.

Чик-чак, чик-чак, чик-чак… Сквозь сон слышит Петя метроном правильного времени. Радио включила мама. Ей тоже идти в школу к первому уроку.

– «Последний короткий сигнал даётся в семь часов по московскому времени!» – вещает чёрный репродуктор.

Вставать пора… но не хочется! В школу, в школе, из школы… хфух… ещё бы поспать…

Но баба Каня подходит, сдирает одеяло и вытирает мокрой, смоченной в солёной воде тряпкой всего Петю, начиная с ног.

– Аааааааааааааааа!..

Это делается ради закалки Пети.

По радиотрансляции звучит начало «Пионерской зорьки»:

– «Здравствуйте, ребята! Начинаем…»

НЕНАВИЖУ!!!

Нет, Петя ненавидит вовсе не «Пионерскую зорьку», а мокрую солёную тряпку…

Но потом как-то всё устраивается: высокий белый кофейник, бутерброды с красной икрой, манная каша или каша из детской муки. А перед тем – поход в кухню на умывание. Здесь надо соблюсти очередь: ведь жильцов двадцать один человек! А школьников?! Петя выходит в кальсонах. И это вызывает негодование Славы, юноши уже призывного возраста, который иронически замечает: «Культура!..»

Да, но если полностью одеться и потом полностью раздеться, чтобы потом опять полностью одеться в школьную форму! С галстуком! И что, всё это ради Славы?!

Но осадок стыда остаётся и гложет Петю ещё несколько дней.

И ещё. Ну что это за привычка у мамы: засовывать резаную газету в мешочек, висящий на боковой двери туалета, выходящей на кухню?! И именно тогда, когда Петя там, в туалете, сидит!

А «Пионерскую зорьку» Петя слушал всю до конца во время завтрака.

Дорога до школы была никакая. Петя её не помнил. А в школе было много того, что привлекало – нет, засасывало, – Петю. Например, Люба Труханова, с которой Петя сидел за одной партой. Люба была татаркой, а отец её пил… Но Петя так быстро сдружился с человеком-Любой, не с девочкой, а именно с человеком. Они так любили друг друга, вовсе не осознавая своих чувств. Любили без примеси сексуального вожделения. По крайней мере, со стороны Пети.

На переменах Петя истово носился по школьному коридору и приходил на урок весь в поту. За что получал запись в дневник от Софьи Васильевны: «Пришёл на урок красный и потный». Но папа не обращал внимания на эти записи. Особенно это касалось весеннего и осеннего времени, когда гулять младшие классы на большой перемене выпускали в школьный двор, и нянечка перед началом следующего урока выходила с колокольчиком в руках и вовсю звонила…

Во втором классе Пете сказали записаться в школьную библиотеку. Петя этого понять не мог: ведь у них дома была огромная библиотека в несколько тысяч книг. Но пришлось записать-с я. И первой книжкой, которую Пете выдала библиотекарша, была тоненькая книжечка о Павлике Морозове, правда, в твёрдом переплёте. Петя прочитал её и даже плакал, когда Павлика убивал его дедушка. Впрочем, на этом знакомство Пети со школьной библиотекой закончилось, потому что папа написал классной руководительнице записку, что, дескать, у них дома много книг и Пете вполне этого хватит.