Вероника Давыдова - Город любви

Он произнес это с таким явным высокомерием, что Адель оставалось только вежливо улыбнуться.

Юлий отодвинул легкую занавесь и выглянул на улицу.

– Мы приближаемся к моему дому, – сообщил он. – Я рад нашему знакомству, Адель. Честно говоря, предложив тебе руку, я даже не ожидал, что ты примешь приглашение и сможешь вот так запросто сесть в носилки к незнакомому мужчине.

Адель подозревала, что это не комплимент.

– Полагаю, теперь я должна их покинуть?

– После наступления темноты только гетеры и женщины из лупанария могут бывать в доме мужчины без сопровождения.

– Что такое лупанарий? – с обезоруживающей непосредственностью поинтересовалась Адель.

Юлий как-то нервно улыбнулся и расправил и без того безупречные складки тоги.

– Это публичный дом. Его посещают мужчины… гм… после определенного возраста, чтобы развлечься… Я имею в виду, выпить вина…

– Я знаю, чем занимаются в публичных домах, – прошипела Адель, разочарованная столь непродолжительным приключением и обиженная двусмысленным намеком на ее неожиданную решительность. – Не пойму только, что тебя так беспокоит. Быть может, ты еще не достиг «определенного возраста» для забав с гетерами и я могу тебя скомпрометировать?

Она никогда не лезла за словом в карман; порой казалось, что она попросту не успевала подумать, прежде чем выпалить первое, что придет в голову. Только произнеся последние слова, Адель осознала всю бестактность и грубость своего выпада. Она внутренне напряглась и приготовилась к ответному удару.

Но ни резких слов, ни угроз, ни оскорблений не слетело с уст патриция. Напротив, в его глазах блеснул лукавый огонек, правая бровь стремительно взлетела вверх, а на губах появилась загадочная улыбка.

– Поистине ты дитя Венеры! – воскликнул он. – Двери моего дома открыты для тебя, прекрасная чужеземка.

Носильщики остановились, и Адель, послушно следуя за Юлием, направилась к его вилле.

Ей приходилось немало читать об античной архитектуре, и она имела довольно обширное представление о римских домах, базировавшееся на описаниях Витрувия 19 19 Витрувий – римский архитектор и инженер I в. до н. э. Автор трактата «Десять книг об архитектуре». , Плиния и кое-каких справочниках. Входя в жилище Юлия, Адель цепким, внимательным взглядом осматривала все вокруг.

Миновав темный узкий вестибул – нечто вроде преддверия, – они вошли в зал, или, как говорили древние, атрий. Посреди него в цветном, в шахматную клетку полу находился имплювий – неглубокий бассейн с дождевой водой, которая попадала в него через большое квадратное отверстие в потолке. Стены атрия сплошным слоем украшала яркая роспись и мозаика. Справа был изображен суд Париса, с необычайно выразительными лицами Юноны, Венеры и Минервы. Чуть дальше красовалась фреска: длинноногая цапля безмятежно гуляет среди цветущих олеандров. Противоположную стену занимала одна огромная картина, на которой Персей в крылатых сандалиях спасает Андромеду, прикованную к скале посреди бушующего моря. Адель подошла ближе к стене и внимательно рассмотрела крошечные – в несколько дюймов – статуэтки, стоящие на специальной подставке перед жертвенником.

– Что это? – спросила она, обернувшись к Юлию.

– Лары, маленькие домашние божества.

– А зачем эта штука? – Она указала на жертвенник.

– Это их алтарь, куда мы каждый день подносим еду – горсть зерна, соль и вымоченную в вине хлебную корку – и возносим мольбу о благоденствии семьи.

– Какая очаровательная традиция!

Она еще раз прошлась по атрию и выглянула во двор.

– А где тут спальни?

– Они в другой части дома.

– Покажешь?

Юлий бросил на нее удивленный взгляд.

– У нас не принято посещать спальни, находясь в гостях.

Адель капризно надула губки.

– А что у вас принято?

– Я могу показать тебе таблиний 20 20 Таблиний – комната между атрием и перистилем, напротив входа в дом. В таблинии хозяин дома хранил документы, иногда книги, принимал деловых гостей. , где я принимаю клиентов 21 21 Клиенты – в Др. Риме отдельные лица или целые общины, отдававшиеся под покровительство патрона, получавшие его родовое имя и земельные наделы, неся сельскохозяйственную и военную повинность в пользу патрона. , триклиний, где проходят трапезы… Видишь эти двери? Они ведут в кубикулы, или, как ты говоришь, спальни, но не хозяев, а прислуги. Одна из них – для номенклатора, другие – для прочих домашних рабов, а на противоположной стороне – для гостей.

– А где твой кубикул?

– Дальше, за коридором, который ведет к перистилю.

– Перистиль – это внутренний двор, окруженный галереей с колоннами?

– Именно.

– А что еще здесь есть?

– Как я уже говорил, триклиний для повседневных трапез, расположенный за таблинием, куда я тебя вскоре поведу, – терпеливо пояснял Юлий, – в глубине перистиля – триклиний для пиров. Там же расположен портик – крытая галерея, где я люблю прогуливаться в жаркие послеобеденные часы, и чуть поодаль – пинакотека с картинами лучших мастеров. Для приема водных процедур существует кальдарий.

– Ванная?

Юлий недоуменно пожал плечами.

– Ладно, я поняла, – улыбнулась Адель. – Итак, триклиний – это столовая, атрий – гостиная, таблиний – кабинет, кубикул – спальня, перистиль – сад, пинакотека – картинная галерея. Спасибо, Юлий, экскурс в римскую архитектуру был очень увлекательным.

– В помпейскую архитектуру, – поправил он. – В Риме все несколько иначе, в том числе и планировка зданий.

Адель, конечно, имела в виду не город, а эпоху, но сообщать об этом Юлию не стала.

– Мне бы очень хотелось побывать в Риме!

Юлий нахмурился.

– Я предпочитаю лишний раз не вспоминать о нашей божественной столице.

– Почему?

– Рим – чудовищный город, – медленно произнес он. – Я провел там юношеские годы.

– Учился?

– Да, у лучших философов. Риторику мне преподавал Сенека 22 22 Сенека, Луций Анней (ок. 4 г. до н. э. ― 65 г. н. э.) – римский политический деятель, философ и писатель, представитель стоицизма, воспитатель Нерона. , а искусству поэзии обучал Петроний.

– Петроний! – воскликнула Адель и чуть не подпрыгнула на месте. – Ты знаешь Петрония! О счастливец!

Юлий снова удивленно взглянул на разрумянившееся лицо своей необыкновенной гостьи.

– В Риме Петрония знают все – что же тут особенного?

– В Риме! В Риме! А я разве была в Риме?

Если бы в этот момент Юлия увидел кто-нибудь из его давних приятелей, он бы не поверил своим глазам. На лице патриция, к которому, казалось, навсегда приросла маска ленивой отчужденности, отражались самые неожиданные эмоции. Удивление сменялось снисходительной улыбкой, которую тут же стирала настороженная напряженность. Словно невзначай Юлий коснулся рукой плеча Адель и покровительственно произнес: