Юрий Кривоносов - Карьера Отпетова

ВЕРОВ-ПРАВДИН: – Что да, то да! Я лично всегда с удовольствием Ваши путевые заметки читаю, взять хотя бы последние – «Марсианский дневник». Как Вы, шеф, эту Марсилию раздраконили – я вот уже до седьмых волос дожил, а никогда бы не догадался, что жизнь такого большого города можно из окна автобуса изучать! А как точно сказано:

– «Под крылом нашего самолета лежал голубой Атлантический океан» – какой выпуклый образ!

МНОГОПОДЛОВ: – Простенько, но со вкусом…

ГЛАНДА: – Папуленька просто душка!

ЧАВЕЛЛА: – Ах, как бы я хотела научиться так писать!

МИНЕРВА: – Чтобы так писать – надо иметь право!

МИТЬКА ЗЛАЧНЫЙ: – А какие снимочки – вроде ни резкости, ни композиции, а прямо-таки завораживают непосредственностью восприятия и самовыражения! Удивительная самобытность! Я вот сам, почитай, полвека снимаю, но таких высот не достиг.

ОТПЕТОВ: – Кстати, что там с обложкой-то? За что несли?

БАРДЫЧЕНКО: – Как я уже сказал, звонил сам Зам и ругался, почему у нас на обложке молящаяся дева так изображена?

МНОГОПОДЛОВ: – А что в ней, пардон, особенного? Что нам шьют?

БАРДЫЧЕНКО: – Сказали, что мало того, что молебен сзаду показан, так еще и точка такая низкая, что богомолицина задница превалирует над содержанием. Образа Господнего за ней не просматривается.

ОТПЕТОВ: – А ты что ответил?

БАРДЫЧЕНКО: – Сказал, что не Копенгаген… Тогда они начали кого-нибудь из начальства требовать, а никого не было. Осерчали они, похоже, зачастили что-то по латыни, про какие-то другие наши прошлые материалы – в имперфекте, стало быть… Так слов самих я не разобрал, но произношение было матерное…

ОТПЕТОВ: – Кто снимал обложку?

МНОГОПОДЛОВ: – Богомаз Олексий Злостев.

ОТПЕТОВ: – На превеж его!

ГАННА (в селектор): – Злостева на правеж!

Входит Злостев и становится навытяжку у конца стола со стороны двери. Все молча рассматривают его с большим интересом. Злостев испуганно моргает, непрерывно шмыгает носом.

ОТПЕТОВ: – Отличился?

ЗЛОСТЕВ: – Виноват, батюшка!

ОТПЕТОВ: – В чем виноват – знаешь?

ЗЛОСТЕВ: – Ума не приложу…

ОТПЕТОВ (показывает обложку): – Твоя работа?

ЗЛОСТЕВ: – Моя, батюшка. Скажи, чем не угодил-то? И цвет вроде неплох, и композиция – диганаль, и снято резко – полная волосянка.

ОТПЕТОВ: – Ежели волосянка – тогда конечно! Композиция, говоришь? А задница почему у тебя вся на передний план выперла?

ЗЛОСТЕВ: – У меня?

ОТПЕТОВ: – Да не у тебя, а у богомолицы твоей паршивой!.. Хлебаем теперь из-за тебя!

ЗЛОСТЕВ: – Раккурс такой получился, батюшка. Больше не повторится…

ОТПЕТОВ (Многоподлову): – Вот и уезжай после этого! Как меня нет, всегда чего-нибудь наковыряете. Ты в номер, эту фотку поставил?

МНОГОПОДЛОВ (недослышав): – Мой грех – бес попутал. Так точно – было поставлено…

ОТПЕТОВ: – Так я и знал! (Злостеву) – Ты зачем ему поставил?

ЗЛОСТЕВ: – А как же, батюшка, куда денешься – мы ясашные… Не подмажешь…

ОТПЕТОВ (Многоподлову): – Еще раз услышу – голову оторву!

Ты, Олексий, свободен – иди, и чтобы мне больше никаких раккурсов! Впредь везде, где образа видны, снимать только в лоб. Тогда можно будет жить спокойно, как у Христа за показухой. Понятно?

ВСЕ: – Понятно!

ЗЛОСТЕВ: – У тебя, батюшка, не голова, а синагог! (Отбивает земной поклон и уходит).

ОТПЕТОВ: – Ты, Дугарек, за счет обложки чтобы мне больше свои дела не обтяпывал! И всем на носу зарубить: фасад должен чистым быть, и на всех первых восьми страницах, да и в конце немножко – сплошь ГП – Господи, помилуй! – Чтобы комар носа не доточил! Дело это Святое, иначе головы не сносить: в Печатном Приказе четко знают, чего нельзя – тут же засекут. Так мы им в первом-то отсеке Богу богово отдадим, а внутри, как говорится, хоть черта славь… Тогда никто не обвинит, что мы Аллилуйю не поем. А середина вся наша, на всех хватит, никого из своих не обойдем – это же больше половины журнала получается!

Но тут уж чужих – ни-ни, чтоб только одни наши, ведь на том вы все и держитесь, что главным качеством я считаю нашесть. За нашесть человеку почти все можно скостить. Нашесть, чтоб вы знали, понятие сложное, потому что складывается из двух слов – «наш» и «нашест» – значит, с нашего нашеста. А чужак – это всяк, кто хочет подрубить нашест, на котором мы все сидим-держимся. Подрубить же его – всем нам крышка, потому что другого для нас никто не приготовил… Мысль мою улавливайте?

ВСЕ: – Улавливаем!

ОТПЕТОВ: – Понятна моя философия?

ВСЕ: – Понятна!

ОТПЕТОВ: – А с обложкой этой я сейчас улажу. Ганна, ну-ка набери мне по синодальному телефону Митридата Лужайкина.

Ганна накручивает телефон и подает Отпетову трубку.

ОТПЕТОВ: – Митрич, выручай! Влип я тут через моих присных с обложкой… Да мелочь… Тиснули на корочке девицу толстозадую… Хорошо-то оно хорошо, да не в том месте… Хе-хе-хе-хе… Зам из Печатного звонил, диспетчера моего чистил… Переговоришь с ним?.. Ну, спасибо, родной, дай Бог тебе всего Поднебесного… Супруге привет… Счастлив буду… (Кладет трубку и победно оглядывает почтительно вытянутые лица думских). Усекли, как работать надо?

Общий вздох облегчения.

МИНЕРВА: – Афишкин, воспой!

АФИШКИН: –

МНОГОПОДЛОВ: – Во дает!

ОТПЕТОВ: – За что тебя, Афишкин, люблю – оптимист! В поэзии оно, прямо скажем, не каждый день встречается, а добиваться этого надо – не битьем, так капаньем. В миру сейчас больно любят на прошлое кивать, так называемых классиков нам все время в морду тычут – они, мол, гении, а мы – дерьмо! Байрон вот, говорят, гений! А какой же он гений, если пессимист? А вот ты, Афишкин, оптимист, и хотя тебя где-то и дерьмом считают, и ты еще пока не гений, но мы тебя как пить дать гением сделаем, потому – оптимист!

АФИШКИН: – Из кожи вылезу…

ОТПЕТОВ: – Из кожи пока не надо, у меня к тебе другое задание есть.

АФИШКИН: – В лепешку расшибусь!

ОТПЕТОВ: – Это меня устраивает… Вирши я новые получил – будем печатать. И имя свежее – Милица Шепоткова, с любовной лирикой. Вирши хотя и не фонтан, но починить можно. Только ты, Афишкин, сам не правь, не надрывайся, Кудреняку поручи. Он хоть и стар, но светел. За то и держу, что по корявому управляется – всегда вывозит. Как сделает – ставь в номер. Она потом кой-чего еще принесет, и книжечку даже слепим в «мойиздате».

АФИШКИН: – Это можно, только, боюсь, не разойдется – кому она нужна?..

ОТПЕТОВ: – Мне!

АФИШКИН: – В лепешку расшибусь!..

ОТПЕТОВ: Что у нас там еще?

ТИХОЛАЕВ: – Кадровый вопрос. Инокиню прислали к нам на должность.

ОТПЕТОВ (обеспокоено): – На какую должность?

ТИХОЛАЕВ: – На посылки и для приборки.