Амвросий Светлогорский - Зеркало преподобной Феодоры. Из жизни наших современников

– Тебе помочь раздеться?

Игорь хотел заглянуть ей в глаза, но она увела взгляд, побледнев как снег, резко отшатнулась от него и юркнула в ванную комнату.

В ванной комнате Феодора открыла краны с водой и стояла, смотрела, как наполняется ванна. Вдруг вспомнила, как заказчик целовал ее, поморщилась, стала разглядывать свои руки, принюхиваться. Потом разом сбросила с себя всю одежду и в испуге оцепенела перед зеркалом: в зеркальном отражении ее тело походило на тело старой сморщенной трясущейся карлицы. Вокруг карлицы, ощетинив клыки, стояли три мерзопакостных уродливых пса, готовых растерзать любого, кто подойдет к их хозяйке – их собственности. По свежим ранам от укусов на ногах и руках карлицы можно было догадаться о недавней схватке псов с хозяйкой.

Пар от горячей воды стал заволакивать зеркало, и отражение карлицы исчезло. Феодора перевела дух, но не двинулась с места – стояла, будто предчувствуя что-то. И действительно, скоро послышалось алчное рычание и довольное повизгивание. Феодора не удержалась и коснулась ладонью зеркала, слегка убрав поволоку, и тут же громко вскрикнула от увиденного – карлица стояла с подрезанной веной, кровь капала в миску, а псы лакали ее кровь из миски.

На крик прибежал Игорь, распахнул дверь в ванную и вопросительно посмотрел на Феодору:

– Ты кричала! Что случилось?

– Нет-нет! Не смотри на меня, я – карлица, я – уродина!

Феодора не знала, куда деться от взгляда Игоря, и с ужасом смотрела прямо ему в глаза. Игорь с позиции художника окинул взглядом обнаженную фигуру жены и заулыбался в восхищении, не удержался и сделал пару снимков на смартфон; а она поняла, что выглядела, как и прежде, и что Игорь не замечает перемены. Вот только в зеркале по-прежнему отражалась уродливая карлица, кормящая своей кровью ненасытных псов. Игорь заметил ее настороженные косые взоры в зеркало и решил заглянуть в него, даже не предполагая, что может в нем увидеть!

– Интересно! Что такого «ужасного» и притягательного ты видишь в этом зеркале? Покажи мне!

Но не успел Игорь перевести взгляд, как Феодора выхватила из рук мужа смартфон и швырнула точно в зеркало. Зеркало треснуло и кусками осыпалось на пол. Острые, как иглы, стеклянные брызги обожгли ее тело. Феодора закрыла лицо руками и опустила голову, но и сквозь пальцы видела в разбросанных по полу осколках зеркала отражение карлицы, усмиряющей воинственных псов.

Боясь, что Игорь тоже может увидеть в осколках это уродливое, но завораживающее зрелище, Феодора принялась топтать острые обломки зеркала. И топтала их с таким остервенением, словно ей нравилось доставлять себе боль. В кровь порезав ступни ног, разбросав по углам ванной комнаты остатки растоптанного зеркала, Феодора с наигранной радостью и явным удовлетворением прыгнула в уже заполнившуюся пенящейся водой ванну.

Пока шел танец «измельчение осколков зеркала», Игорь не проронил ни слова: он будто был заворожен. Теперь же он очнулся, трезво оценил ситуацию и как можно спокойнее обратился к Феодоре, которая бледнела с каждой секундой:

– Танец был великолепен, но ты вся в крови, а вода горячая – это чревато еще большей потерей крови, и так-то вон сколько натекло.

– Что ты сказал? Повтори. Я вся в крови?

– Да. Ты вся в крови!

Глаза у Феодоры заволокло туманом, она потеряла сознание и ушла под воду.

†

Ей чудилось, что она в туманном лесу; чудилось, что уродливая карлица тщилась вытащить ее из молочной ванны. Молоко было розового цвета от крови. «Да это от ее крови розовый цвет!» Она осмотрела свои пораненные ноги и руки. Ужасные раны зияли на ногах и на левом предплечье, но раны уже не кровоточили. Карлица между тем вынула из ванны пробку, и кровяное молоко ручейком побежало по земле. Псы кинулись лакать из ручья. Скоро ручей высох, и псы подошли к лежащей Феодоре и стали зализывать ее раны… И тут туман рассеялся, и она очнулась….

Феодора лежала дома на кровати, а врач обрабатывал ее кровоточащие раны и общался с ее мужем. Они думали, что она еще без сознания, но она уже наблюдала за ними сквозь слабо приоткрытые веки.

– Игорь Феодорович, это последняя ранка. Она уже вне опасности. Я сделаю ей еще один укол – успокоительный со снотворным. Через сутки, когда она очнется, вы дадите ей вот эти две таблеточки. Она опять заснет. Ну а когда проснется, то будем надеяться, что она все забудет и не вспомнит ничего… что тут произошло… Только вы зеркало купите, точно такое же… точно такое же…

Доктор аккуратно ввел лекарство в вену, заглянул в зрачки, с восхищением окинул взглядом ее тело, нервно вздрогнул, видимо, вспомнив о своей чрезмерно растолстевшей супруге, и укрыл засыпающую пледом. А в сознании Феодоры, как заевшая пластинка, все крутилась последняя фраза доктора, сказанная им со шприцом в руках: «Точно такое же… точно такое же…» Бормоча про себя эту фразу, она и уснула.

†

Туманная бездна вновь поглотила Феодору и, обдав ледяным дыханием потустороннего мира, бросила на лед замерзшего озера. Феодора лежала, замурованная во льду, со всех сторон окруженная такими же вмерзшими в лед напуганными молчаливыми людьми. Карлики, карлицы и калеки в окружении страшных злых псов ходили по льду, разыскивая своих альтер эго и альтера парс. И если бы кто и вырвался из ледяного плена, то псы, наверняка, тут же набросились бы на него.

Феодора сделала неимоверное усилие и, подавшись всем телом вверх, сломала ледяной панцирь, сковывавший ее движения.

†

Феодора открыла глаза – она была не на льду замерзшего озера, а у себя дома. Все ее тело было в поту, дыхание – нервное, частое; сердце билось в груди так сильно, что она вздрагивала при каждом ударе. Между незаконченных картин Игоря на антикварном столике рядом с мольбертом стоял хрустальный стакан с молоком и лежали две продолговатые розовые таблетки. На полу около столика валялась записка. Феодора подняла записку и прочла шепотом, едва шевеля губами: «Дать выпить, как проснется». И тут же Феодора вспомнила слова доктора: «Точно такое же… точно такое же…» «О чем он говорил?» – подумала она, но, как ни напрягала память, ничего не могла вспомнить.

Она обошла квартиру, давно превращенную мужем в художническую мастерскую. Везде лежали стопки набросков, стояли начатые и незаконченные полотна картин. Почти на всех полотнах была изображена Феодора, порой весьма в откровенных символических позах с надуманных ракурсов. «Ничего оригинального!» – мелькнуло у нее в голове. Но вдруг взгляд ее упал на работу мужа, ранее не знакомую ей. Это был набросок на большом холсте. На нем Игорь изобразил Феодору, смотрящуюся в треснувшее рассыпающееся зеркало. Причем лишь несколько осколков скользили вниз по плоскости рамы, а остальные уже упали и лежали у ног Феодоры. Феодора перевела взгляд с картины на пол. Нарисованный пол на картине незаметно переходил в реальный пол, прямо на котором картина и стояла. Рядом с нарисованными на картине осколками зеркала, на настоящем полу, как бы продолжая картину, лежали подлинные, забрызганные алой краской, как кровью, зеркальные осколки… Задумка Игоря была проста, но весьма действенна на того, кто захочет рассмотреть картину вблизи. Разглядывающий картину не увидит лица изображенного смотрящимся в зеркало – тот нарисован со спины, а отражения в зеркале нет – зеркало-то разбито. «Духовное опустошение». Но осколки лежат у ног разглядывающего картину, и волей-неволей, но он бросит взгляд в эти осколки и, конечно, увидит свое отражение; происходит как бы идентификация смотрящего картину со смотрящимся на картине в рассыпающееся зеркало. Нет, не «Духовное опустошение», а «Самоопустошение» – вот название для этой картины.