Джин Га́рду - Ночной бродяга. Часть первая

Я поймал себя на том, что вслух рассказываю эту историю Кукле. Она по-прежнему бредила Францией, выпучив свои вишневые глаза.

– Дождешься ее? – спрашиваю. – Скажешь ей, что я буду в казино, попытаюсь выиграть шляпку. Скажешь ей, что это Мир прозы…

Я был уверен, что Кукла все в точности передаст Клем, и мы с Клаудией сможем продолжить путь вдоль стада бегемотов к сказочному, а может, и несуществующему казино, где чокнутые играют на шляпки.

Мы идем по мостовой, ноги вязнут в камне, а она болтает о шляпках на омерзительно повышенных тонах.

– Могу сшить пару шляпок для ваших кукол! Могу сшить! Назовите цвет. Головы у них стандартного размера? – спрашивает.

– Взаимоисключающего, – отвечаю.

На секунду Клаудия застыла в недоумении, и в чертах ее лица вырисовалась мордашка милого пони. В какой-то момент я даже задумался над тем, что ответ прозвучал слишком грубо, и мне хотелось сосредоточиться на этой мысли, понять, почему я так отреагировал и почему Клаудия выглядит как пони. Задумался над тем, почему в казино играют на шляпки и требуют денег, и почему их требуют именно от меня, и зачем я иду туда? Но в тот день, в тот самый день любое размышление приводило меня к Миру прошлого. Я иду в казино, потому что мне нужно идти – это движение вперед. Беги, Рока, беги! Только что ты нашкодничал, подлец! Что за игры с куклами? Будь мужиком и позвони Клем.

Мой внутренний монолог прервал тот тип! Он увел их, увел всех, всю ясельную группу. Он перетянул на свою сторону горизонт, как канат, и все деньги ушли к нему. Когда я опомнился, силуэт убегающего вора расплывался в закате. Клаудия?! Клаудия и не заметила ничего, продолжала трепаться о казино, о шляпках, о деньгах на шляпки.

– Услышь меня! – кричу. – Деньги на шляпки ноги делают!

Она замолкла.

Для меня погоня – это погружение в сон: нарастающая тревога перед силой воображения с каждым вдохом открывает взгляду новый мир, пародию на Чудо в том понимании, в котором мы привыкли видеть свое детство. Я отбиваю об асфальт сердце, как баскетбольный мяч, – надежда расщепляется на миллионы беспокойств – ускоряю шаг – мне нечего терять – этот гад забрал все – все мои деньги – я тяну руку – не достает всего пару сантиметров – позади кричит Клаудия – небо вспыхивает красным – падаю – кричу от боли – ясельная группа обступает меня – зажав деньги в кулак, он бьет меня по лицу и испаряется – тянусь за баскетбольным мячом, взлетевшим до небесного купола, – делаю усилие над собой – продлеваю шаг на миллиметр – вступаю в новый мир – настигаю вора у порога – Клаудия кричит позади: «Это казино!» – вор падает без сознания – я держу его за волосы – стучу его головой о косяк гигантской двери – бью его с безумным усердием – бью его за Клем, за Друга, за Брата, за Отца – двери открываются – целая толпа хиппи втаскивает бездыханное тело внутрь – я не отпускаю…

Боязливые люди отвели меня подальше вглубь зала. Клаудия преспокойно подходит к телу вора, тот валяется – ни шороха… думаю, она психически нездорова… его кожа морщится от засохшей крови, на голове воспаляется открытая рана, он почти не дышит. Она разжимает кулак вора и берет все мои деньги, вся ясельная группа чешет за ней. Огромная толпа таращится. Наплевать на это! Вор лежит неподвижно, а меня по-прежнему держат за руки, и все трусливо молчат.

Клаудия исчезла. Клянусь: никогда-никогда не шить ей куклу, теперь мы связаны навеки. Рока купился на человеческий взгляд. На рожу милого пони в ее чертах, на глупость про шляпки и казино… Клаудия взяла куш! Я самый богатый реставратор подушек в истории – и меня обокрали. Здравствуй, самый богатый реставратор подушек!

Синий огонек бьет по глазам, сквозь пелену слез я вижу надписи на стене – очень много надписей, вижу одинокие столы, держащие, как атланты, горы шляпок, вижу множество лестниц на второй этаж, расставленных архитектором с такой небрежностью, с какой дети переставляют фигурки на шахматной доске. И свет в зале исходит снизу, из-под ног. Эти люди здесь живут? Вид у них такой сопливый.

Созерцая, я встретил вспыхнувший взгляд. Я понял происходящее не сразу. Судорожно заглядывал в глаза окружающим, искал отзывчивости, понимания, но видел лишь огоньки, синие и красные, – программа релаксации. Синий мигает со счетом раз-два, красный вспыхивает только на три… раз… два… три… Среди огоньков блеснули глаза! Их огонь согревал меня три года кряду. Столь знакомые и горячо любимые… за доверие, за желание распрощаться, за оставшуюся надежду на возвращение домой. Она держала мою подругу у сердца, а та молила: «Отпусти! Отпусти во Францию!», а я в ответ прошептал: «Отпустил».

Клем протянула куклу. Клем. Последнее ребро в моем животе. Клементина Доре. Клем протягивает Клем. Я бессилен, страх сжирает меня при этих звуках, будто чума, слышу «К», и это значит Клем. Та, что бросила меня на обочине два года тому назад, которую я не видел и не знал все эти два года, – протягивает куклу. Будто контрибуцию, выплату, признание отсутствия… Клем сшила Рокамадура два года тому назад. Клем протягивает Рокамадура Рокамадуру. Я должен был сшить Клем ей в ответ.

Клем протягивает куклу сквозь толпу хиппи с видом «только ты и знаешь, солнце, только ты, я вся весьма себе сопливая… весьма и весьма». И я сопливый! Я вцепился в куклу со всем пылом, на который был способен, мне хотелось прижать ее к себе, как человека, которого я больше никогда не увижу, но тепло которого будет согревать меня всю жизнь. Не Клем – она назвала куклу моим именем… куклу – хотел обнять куклу! Но вместо этого я с силой швырнул ее в бездыханного вора, лежащего под ногами.

Толпа ринулась к телу. Я пошел прочь. Клем! Прочь! Голос Клаудии слился с шумом рулетки. Стало ясно, наконец, что это и есть казино, по пути в которое я многое вспомнил, с многим распрощался, с той, которая идет прочь, как и я, в разные, непохожие прочь…

Страшен белый цвет, страшен! В нем тонут мои мысли. Во время заточения они разбивались о стены этой чертовой комнаты. Белые стены, Белая комната, белый свет. Мысли мои белели от злости.

Я все упоминаю, забегая наперед, о Белой комнате, но ты, мой читатель, не знаешь, как я там оказался. Начнем с истоков.

Имя ей Клем. Так много женских имен! Мужские обиды чаще всего носят женские имена. Но Клем я никогда не забуду по другой причине. Ведь именно она шила куклы, когда мы закрылись в своем мире. Ведь именно с ней мне и не хотелось прощаться, но, после того что я сделал, это было неизбежно.

Последней кукле – имя, другим четырем десяткам – прозвища. Все заключается в именах. Обряд знакомства с набором букв, не с человеком, куклу наделяют именем как необходимым свойством для выживания. Говорю к ним, ибо больше нет никого. Обращаюсь к сорока куклам, называю своим именем сорок первую. Здравствуй, Рокамадур! Тряпичное сердце начинает биться.