Платон Беседин - Дети декабря

– Братишка, давай с нами, а? – предлагает усатый мужик, словно пляжным полотенцем, обмотанный флагом Партии регионов.

– Э, Шурик, не так бодро, – волнуется его соседка в серой пуховой шапке.

Вторая не реагирует, продолжает сидеть, склонив белобрысую голову к коленям, обтянутым зелёными шерстяными гамашами.

– Нет, спасибо.

У биотуалетов очереди. Ищу, где бы отлить. Устраиваюсь на нижней дорожке, под каштанами. Расстёгиваю ширинку, и тут звонит телефон. В трубке голос бригадира Валеры:

– Вадик, ты где ходишь?

– Да в туалет отошёл.

– Степаныч нас на Европейскую выдвигает. Быстрее давай!

На обратном пути меня дёргает телевизионщик. Суёт микрофон, просит сказать на камеру несколько слов.

Чувствую себя неуверенно. Морально – не в силах избавиться от ощущения лишнего человека среди публики Мариинского парка. Физически – ноет в паху, и я злюсь, вспоминая толстого уролога-армянина с красивым именем Фердинанд и стандартной фамилией Мовсесян, к которому меня отправила бывшая девушка, любящая анальный секс и фильмы Ларса фон Триера.

– Простатит. Надо бы УЗИ сделать.

– Сколько?

– Сто пятьдесят гривен.

– А лечение?

– Зависит от сложности.

– Ну, в среднем…

– С лекарствами около двух.

И я отказался от лечения. И от УЗИ. Потому что знал, будут проблемы, а денег не будет.

– Скажете пару слов?

Смотрю на журналиста так, как смотрел бы на уролога-армянина, окажись он передо мной.

– Ну, не знаю…

Журналист, бородатый тип с цыганскими серьгами, опускает микрофон. Хочет уйти. Найти более лояльного респондента. Судя по тому, как освещают Евромайдан и Антимайдан украинские СМИ, ему нужен агрессивный, дикий украинофоб, желательно в той стадии опьянения, когда ещё можешь говорить, но не понимаешь что.

Если не я, то найдётся другой ответчик. Например, вот этот, перекошенный водочной эйфорией парень, прыгающий аки возбуждённый самец гориллы. Так что лучше – попытаться самому.

– Извините, давайте ваши вопросы.

– Хорошо, скажите, за что стоит Антимайдан в Мариинском парке?

– Я бы не стал называть это Антимайданом, потому что приставка «анти» создаёт негативный эффект, а люди, собравшиеся здесь, преследуют исключительно созидательные цели.

– Какие же?

– Сильная, процветающая Украина.

– Тогда почему вы здесь, а они там? Вы же не будете отрицать, что здесь звучат лозунги против Евромайдана?

– Не буду, но это лишь с одной стороны. А с другой, это лозунги не против людей Евромайдана, но против их радикальных методов, понимаете? Они могут привести к фатальным для всей страны последствиям. Мы тоже хотим в Европу, но на равных условиях. Мы уважаем наши ценности и традиции. Мы не хотим конфронтации с Россией.

Понимаю, что говорю почти депутатскими словами.

– Но выбирать всё равно придётся…

– Между чем и чем?

– Между Евросоюзом и Россией.

– Это миф, навязанный Украине извне. Нас заставляют выбирать, понимаете? Можно жить с соседями в мире, сотрудничать, дружить и при этом заниматься своим домом, установив в нём свои правила.

Да, телевидение делает из нас потенциальных спикеров. Сколько раз мы представляли себе, как размазываем оппонентов в передаче у Шустера [6] Ведущий популярных на Украине политических ток-шоу. ? Что бы мы говорили при этом, как жестикулировали?

– Но люди на Евромайдане недовольны Януковичем, а здесь, в Мариинском парке, вы за него. Неужели вы поддерживаете то, что сделал со страной Янукович, и готовы терпеть это дальше?

– У нас есть претензии, серьёзные претензии, но мы считаем, что высказывать их можно только в рамках конституции и закона… – Я – агитка, я – компиляция выдержек из газетных статей… – Нравится это кому или нет, но на сегодня Янукович легитимно избранный президент Украины. Его можно убрать только конституционно. И, в конце концов, почему нельзя сделать импичмент?

– Вы голосовали за Януковича на прошедших президентских выборах?

– Нет.

– Здесь вы за деньги? – журналист сбивается на вопросы-тычки.

– Нет.

– А остальные люди?

– Спросите у них.

Телефон звонит. Играет кавер Мэрилина Мэнсона на Personal Jesus.

– Ты где шастаешь? – орёт Валера. – Степаныч нас на потолок натянет, если на Европейской через секунду не будем.

– Хорошо, хорошо, буду.

– Вас ждут, да? – Бородёнка телевизионщика жиденькая, как и его вежливость.

– Ага.

– Спасибо.

– И вам.

Как бы иронично мы улыбаемся.

На летней площадке у Арки Дружбы народов, где зрительские ряды полукругом и летом 2012 года так хорошо было смотреть матчи Чемпионата Европы по футболу, тешатся, давятся, заливаются алкоголем. Деревянные ларёчки закрыты, и, видимо, нарушающие статью 178 Уголовного Кодекса Украины принесли спиртное с собой. С закуской проблем нет: насупленные пожилые женщины с ярко накрашенными линиями, обозначающими потерянные в сражениях с возрастом губы, бойко торгуют пирожками у аттракциона The Matrix, на заднике которого уродливо, словно мстил агент Смит, нарисованы Нео, Морфеус и Тринити.

Я покупаю у одной пирожок с капустой. Вторая матрона смотрит укоризненно, и чтобы не обижать, беру у неё с картошкой. Он мне нравится, а вот тот, что с капустой, скорее из разряда «если нечем закусывать», и я давлюсь им, помня завет деда-блокадника «выкидывать еду – грех».

Летними и весенними вечерами я любил останавливаться у Арки, наслаждаясь видом на левый берег Днепра, по пути из Мариинского парка к Владимирской горке и дальше, на станцию метро «Золотые Ворота». Пробую любоваться им и сейчас, но слишком шумно: мат, гогот, споры. В кучу мусора рядом постоянно кидают пустые стаканчики и бутылки. И я ухожу, спускаясь по кашице растаявшего снега к Европейской площади.

Людей здесь больше, чем в Мариинском парке. И публика совсем иная. Больше радостных, сытых, улыбающихся женщин. Они судачат, комментируя происходящее на занавешенной бело-синей растяжкой Партии регионов сцене, хохочут, лузгают семечки, водят хороводы. Они искренние, настоящие. И даже седой депутат, этот старичок-боровичок, перебравшийся сюда из Мариинского парка, не раздражает, а вызывает жалость. Потому, когда он взметает невнятный кулачок вверх, призывая вторить неубедительному «ура», люди подбадривают его аплодисментами и криками. Мужик, повязавший георгиевскую ленточку на манер Рэмбо, усердствует так, что теряет бутерброд, данный ему заботливой женщиной, обмотанной шерстяными платками.

В бурлящей витальной радостью массе я оживаю и, отдавшись порыву, скандирую: «Я-ну-ко-вич! Я-ну-ко-вич!» Плевать, что он и его сынишки сотворили с многострадальной, разрываемой ляхами, мадьярами, литовцами, русскими и больше всего украинцами страной. Плевать потому, что они одни из и с их уходом ничего не изменится, как не менялось с другими, отличными внешне, но схожими внутри.