Владимир Буров - Рай. Пионэрэн! Зайд Бэрайд!

– Во попали! – крикнул Со. Он поднял Ляо и заорал: – Доктора!

К ним уже бежали со всех сторон. И доктор, и охрана, и командиры взводов, батальонов и рот.

Ляо был жив. Все только ахали и удивлялись.

– Как это киллер мог промазать с метра или двух? – спрашивал всех вокруг доктор. – Понять не могу.

– А знаешь, док, почему ты не можешь понять таких простых вещей? – спросил Со, когда все ушли из вагона.

– Почему?

– Потому что это не твое дело! И знаешь, иди, мы здесь сами разберемся.

Док свалил, а Со взял баян, пробежался по клавишам и запел у кровати умирающего:

– Голова обвязана, кровь на рукаве. След кровавый стелется. По сырой траве. – Он еще раз повторил эти слова. Потом поставил баян и сказал:

– А слышь, ты, Щорс, не умирай, а? Я буду твоим личным поэтом и композитором. Он опять поднял аккордеон и опять спел: – Шел отряд по бережку, шел издалека. Шел под красным знаменем. – Он сделал проигрыш. – Командир полка. Э-э-эх, командир полка.

Потом Со снял ремень инструмента, взял со стола рюмку водки, выпил, крякнул и сказал:

– Во попали.

Мы сыны батрацкие, мы за новый мир. Щорс идет под знаменем. Красный командир.

– Ну, что ты тут распелся, как на похоронах? – Ляо поднялся и попросил поднести ему рюмку водки.

– Так ты еще не умер, друг?

– Весь я не умру, – ответил Ла. И добавил: – Щорс умер, но я-то ведь не Щорс.

Они еще выпили и Сяо сказал:

– Но они этого не знают.

– Что будем делать?

– Знаешь что, надо найти наших.

– Это каких еще наших? Мы работаем вдвоем.

– Ты прав. – Они опять выпили. – Знаешь, мне неохота, если в меня опять будут стрелять. Кто бы это мог быть?

– Кто тебя заказал? Давай, расследуем это дело. Но думаю, это были не наши.

– Ну какие еще наши, я не пойму?

– Я имею в виду тех, кто должен был преодолеть временной переход. Ты помнишь, как мы уходили?

Здесь сразу стоит пометка на полях. А именно: написано, что в романе используются две системы названия маленьких глав, два способа расшифровки содержания. Одна – это система Пушкина Александра Сергеевича, примененная им в Путешествии в Арзрум, например:

– Переход через Саган-лу. Перестрелка. Лагерная жизнь. Язиды. Сражение с серасиром арзрумским. Взорванная сакля.

Другая система применяется Эрнестом Хемингуэем в романе Праздник, который всегда с тобой. Например:

– Мисс Стайн поучает.

Или:

– Приличное кафе на площади Сен-Мишель.

Далее с совсем маленькими буковками притаилось послесловие:

– Слово:

– Славно, – здесь не применяется. Как неуважительное по отношению к собеседнику, который вместо того, чтобы разговаривать, просто бросает, как Шелленберг, или какой-нибудь другой древний демон, сквозь зубы:

– Славное.

В цивилизованном обществе за такие слова штрафуют. Не сильно, потому что из-за штрафов началась Революция. Здесь самое большое дают за это… я точно не помню… но, кажется, пятнадцать суток.

И да: это N.B. написано маленькими буквами потому, что написано раньше времени.

Ксе зашла в комнату Адама и прямо с порога спросила, долго ли еще будет продолжаться это – слово на букву б.

– Ты о чем? – спросил Адам, склонившись над бумагами.

– О том, что скоро некому будет спасаться. Ты хоть понимаешь, что почти все погибли? Ты использовал меня! Ты наслаждался моим великолепным телом, а оказывается, все впустую. Ты просто настоящий Фонвизин, мать твою!

– Не надо так говорить. Ты знаешь, что у меня не было матери.

– Прости, я не хотела тебя так сильно обидеть. Тем не менее, мы погибаем.

– Сколько еще можно продержаться? – спросил Адам.

– Полчаса. Ну час, не больше. Кругом предатели. Не знаешь, кому верить. Ты помнишь Машу? Ну, которую ты будто бы называл моей подругой? Нет?

– Нет, помню, – он оторвался от пачки листов и внимательно посмотрел на Ксе. – Неужели она перешла на сторону саранчей? Никогда бы не подумал.

– Ты и сейчас, наверное, не веришь.

– Верю, но не до конца.

– Как это не до конца? Как тебя понимать, амиго?

– Возможно, ее завербовали.

– Меня бы не завербовали.

– Почти всех можно завербовать.

– Но не меня. И еще. Этот Пикассо говорит, что больше не может стрелять после ранения.

– А что с ним? – спросил Адам.

– В него попала саранча. Говорит, что не хочет, так как не может, воевать. Хочет быстрее перейти куда-нибудь туда, где он может писать картины, как Пабло Пикассо. Постоянно поет песню про портрет.

– Пусть не беспокоится. Здесь его не убьют. – И добавил: – И петь ему еще придется. Только другую песню.

– А какую? – поинтересовалась Ксе.

– Если я скажу, ты все равно не поймешь, что это за песня.

– Нет, скажи.

– Она бессмысленна без контекста.

– Ну хорошо, мне сейчас некогда насиловать тебя. Я должна командовать этой лавочкой. Скажи, что у тебя не получается? Может быть, я буду полезна? А потом я уйду.

– Понимаешь, мои уравнения не совсем подходят к этим воротам времени, – Адам показал рукой в сторону сцены, где был экран.

– Но в него входили, – сказала Ксе.

– Входили. Может быть. Но выйти, похоже, через это место не получится. Я по крайне мере, я не могу решить уравнение пятой степени для модульного пространства. А эллиптическое здесь не умещается.

– Может быть, ты что-то сам не понял? – спросила Ксе.

– Лучше уйдите, леди. Я – не понял. А кто тогда понял? – Адам встал и нервно зашагал по комнате.

– Ладно, ладно, – сказала Ксе, – я ухожу. Еще только один последний вопрос.

– Не надо.

– Это самый последний вопрос.

– Хорошо. Говорите.

– Этот… ну, не знаю точно, как его называть… Этот Птеродактиль…

– Какой еще Птеродактиль? – не понял Адам, потому что в голове у него было настолько много уравнений, что он не хотел больше вмещать ничего.

– Мне трудно произносить это слово. Можно я буду говорить: просто Теро?

– Хорошо, но не Теро, а Терр. Или Терра, – добавил Адам.

Ксе хотела задать логичный вопрос, но Адам только махнул рукой. А когда она ушла, сказал:

– Терра! – придумает же. И добавил: – Лучше уж Дак. Так теперь у них принято. Коротко и ясно. – Он повторил: – Дактерр. – И еще раз: – Редактерр. Реддактор. Редактор. По-моему, это логично. – И Адам опять углубился в уравнения. В одной руке он держал бутерброд с сыром, в другой – бутылку пива, а во рту перо из камыша. Как Ван Гог.

Всем тараканам выдали противогазы. Всем, кроме Монте, Дартаньяна и Льва Толстого. Они выступали на стороне саранчей, а там противогазов не выдавали. На них ведь газ не действовал.

Газовую атаку приказал начать Пи. Он понял, что против Домового – а так называлась армия тараканов – у него нет другого приема. Ад и Уп затащили бочки с кристаллами на гору, пробили в них отверстия и запустили вниз на полки Домового.