Евгений Пышкин - Поворот ключа. Сборник рассказов

Перед домом возлежали за тризной люди, и гетера была здесь. Тогда я подошел к ним и говорил: что за печаль на лицах?

Отвечали они: схоронили Елеазара великого мудреца и справляем тризну.

Можно и я буду с вами? – спросил я их.

Согласились они, и гетера поднесла мне хлеб и вино, и тогда узнали меня. И дивились, и говорили поминальщики: нечистый дух это. Я же молчал. Тогда один из людей, что называл себя учеником Елеазара, спросил: ты ль это, Елеазар, и если воскрес, что видел там? Видел ли злых духов?

Тогда так отвечал: злых духов нет там, и после смерти нет ада, вас обманули. И вновь замолчал.

Тогда заговорила гетера: вот молчит Елеазар, спокоен и легок взгляд его, улыбка на устах, и радость ютится в уголках губ. Ответь, Елеазар, что видел ты там; раз нет ада, то есть ли жизнь, похожая на земную?

Тогда так отвечал всем: истинно вам говорю, смерти нет. Есть жизнь, такая как здесь, но лучшая. Видел солнце у горизонта, нет не солнце, а Жену, облаченную в солнце. И держала она на руках золотистую розу, нет, не розу, а ребенка. И вот были даны Жене два крыла легких, чем дыхание и прозрачней, чем хрусталь. И вот взметнулась Она на крыльях под самый зенит так, что взор был бессилен увидеть ее.

Тогда вопрошали люди: что значит сие?

Тогда так говорил: Жена, облаченная в солнце – есть Новый Завет мира, что родится меж нами, а роза или ребенок, то Новый Мир, что будет для всех.

Истинно говорю: вы все умрете, как и я, но, так же как и я воскресните на третий день по смерти своей. Стряхнете грезы с очей и пыль дорог со ступней. О да, другими глазами посмотрите на мир, цветущими ликами будете вы. Воскресните все и увидите друг друга, и возрадуетесь. Так оно и будет, как я завещаю сейчас, ибо время близко.

13 апреля – 10 июля 2008 года.

Аннотация: Дмитрий по совету врача отправляется к морю, чтобы поправить здоровье после тяжелой болезни. В пансионе, что располагался на побережье, среди гостей его привлек один человек.

Дмитрий посмотрел в окно.

В Петербург пришла весна. Вяло пробираясь по улицам, она превратила некогда пушистый снег в кашу, хлюпающую под колесами извозчицких телег и ногами прохожих. Клочкообразные жемчужные пятна виднелись повсюду. Снег был похож на морскую пену: ноздреватый и рыхлый. Тоскливая картина для гостей северной столицы, но о вкусах не спорят. Дмитрию нравился такой городской пейзаж: сонные улочки, мокрые мостовые, окутанный сизой дымкой город, тусклое солнце, дремотно взирающее на землю. Он провел пальцами по холодному стеклу и вспомнил недавний диалог с врачом. На его вопрос «а, может, обойдется?» столичный эскулап Михаил Афанасьевич ответил спокойно и невозмутимо:

– Нет.

Конечно, Дмитрий являлся очередным пациентом меж сотни других, и уже за многолетнюю практику у врача имелся богатый запас слов и выражений, который он использовал в разговорах с больными. Михаил Афанасьевич сказал, что необходимо сменить обстановку: покинуть слякотный Петербург, уехать куда-нибудь к морю. Поэтому настойчивая просьба Дмитрия – может, обойдется, не стоит никуда ехать – была отклонена. И врач продолжил наставлять: «Молодой человек, вам уже тридцать лет, поэтому в вашем возрасте стоит подумать о здоровье. С воспалением легких не шутят, и я настоятельно рекомендую вам поездку южнее этих мест. Да, не перебивайте, – Михаил Афанасьевич открыл все выгоды поездки, – первое, перемена благотворна повлияет на вашу психику. Как-никак новые впечатления. Второе, мягкий южный климат полезен для вас. Наконец, третье, вы можете это позволить. Неделька вас не обременит. Так?»

Он с улыбкой вспомнил визит врача, ибо почувствовал себя в его присутствии ребенком. Воспоминания нахлынули на Дмитрия. Они пришли из далеких и нереальных времен, называемых детством. И не было четкой последовательности событий, лишь игривый калейдоскоп маленьких эпизодов из жизни, сверкающих и легко запоминающихся, что сложились в его памяти в чудесную мозаику. Все истории, когда Дмитрий был мальчиком, вышли из материнского лона природы, уютного и любящего. Странно, что Дмитрию понравился Петербург. Либо привык уже, либо в душе тайно стремился к нему, и теперь жалел, что хоть и на короткое время расстается с северной столицей.

Михаил Афанасьевич был доволен. Он исполнил долг. Поднявшись со стула, врач взял чемоданчик и направился к двери, но перед самым выходом остановился и произнес напутственное слово, не удержался от дидактики: «Уж простите меня за то, что я повторяюсь. Дался вам этот слякотный город. Что вас держит в Петербурге? – Ничего. Так езжайте, молодой человек. Лучше завтра. Так что… До свидания, господин Лебедев».

И он ушел.

Прокрутив в голове эпизод с врачом, Дмитрий, измерив шагами комнату, сел на кровать. «Хорошо, Михаил Афанасьевич. Я вас прекрасно понял», – ответил он тогда врачу.

Дмитрий решил собрать дорожный несессер. Вспомнил о знакомом, который однажды в праздной беседе упомянул о «замечательном пансионе». Дмитрию тогда захотелось подробнее узнать о месте, где собирался пробыть целых семь дней. «Замечательное место, – вспомнились слова приятеля, – хочешь тишины и покоя? – То непременно отправляйся туда. Я был однажды. Весьма сносно: распорядок, персонал и прочее…».

Насколько известно Дмитрию, сначала не было никакого пансиона, а имелся двухэтажный дом, предназначенный для немногочисленного семейства: Павел Аркадьевич Кнехберг, жена его и дочь. Шло время, и количество жителей сократилось до одного человека. Неведомы причины таких изменений, да и Дмитрий не вдавался в подробности. Некогда было. Приятеля он встретил на поэтическом вечере, который плавно перетек в поэтическую ночь. Ему удалось перекинуться со знакомым парой слов и все, а дальше музыка стихотворений завладела их душами. Они погружались в чарующую мелодию, как некоторые жадно припадают воспаленными губами к бокалу вина, чтобы погрузиться на короткое время в сладкий дурман. Слова о пансионе забылись, но посещение врача воскресило этот короткий разговор.

Итак, двухэтажный дом опустел. Остался лишь Кнехберг Павел Аркадьевич, который не любил распространяться о своей личной жизни. Также он, хозяин дома, предпочитал говорить «пансион», а не «гостиница», а тем более не «дом отдыха». Господин Кнехберг мотивировал это следующими словами: «Попахивает казенщиной, уж извините. С моей точки зрения наименование «пансион» куда лучше всего остального». «Хорошо, пансион так пансион», – подумал Дмитрий. Он не собирался спорить с Павлом Аркадьевичем, когда дозвонился до него. По телефону Лебедев обсудил с хозяином маршрут. Оказалось, что нужно ехать с пересадками. Конечным пунктом являлась станция Н***. Недалеко от вокзала Дмитрия будет ждать экипаж. Господин Кнехберг в излишних подробностях живописал его: колеса, рессоры, обивочные материалы. «К чему такая педантичность?» – удивился Дмитрий, – думаю, и так найду, не растеряюсь».