Валерий Щербаков - Дыхание тайги. Избранное

– Какой приятный запах! – понюхав духи, произнесла моя мама.

Позже я узнал, что эти духи называются «Красная Москва».

«Обязательно куплю маме», – решил тогда я. Она сама себе эти духи ни за что бы не купила.

Жили мы в ту пору очень скромно – на одну зарплату отца, а кроме меня у родителей было еще двое детей: Сашка четырех лет да Сережка, которому еще не было и года. В доме была каждая копейка на счету, я это хорошо знал.

Самый маленький флакончик духов «Красная Москва» стоил три рубля пятьдесят копеек. Тогда это были большие деньги, особенно для мальчишки. Вначале меня эта цена сильно напугала, и я очень расстроился.

«Может, у китайца-старьевщика удастся что-то выменять», – думал я. Его приезд для детворы был праздником. Он останавливал свою лошадь с телегой посреди двора, и его тут же обступали со всех сторон. Люди отдавали китайцу старые вещи, а взамен получали воздушные шарики, свистки, вертушки, издающие звук, маленькие шарманки, расчески, зеркальца и еще много разной безделицы.

Старьевщик брал старые вещи в правую руку и приподнимал, как бы взвешивая, а левой рукой одаривал своими безделушками. Нам, мальчишкам, всегда казалось, что он обманывает нас. За горсть старья он давал пару шариков. Мы возмущались, просили добавить хотя бы один шарик, но китаец был непреклонен.

– А за деньги можно? – спросил я в надежде, что за тряпье он даст деньги.

– Деньга нет, деньга нет, – дважды произнес китаец.

«Нет так нет», – думал я, удаляясь, старьевщик меня больше не интересовал. До праздника оставалось два дня, надо было что-то придумать. Где в моем возрасте пацан мог взять деньги?

Первое – это попросить у родителей. Чего я не мог сделать по причине того, что у мамы не мог попросить, а отца неделями не было дома. Второе – выиграть в 30-копеечную лотерею. Что у меня ни разу не получалось. Третий и самый простой способ – это сдать пустые бутылки, благо их принимали на каждом углу, и даже в какой-то один день недели к нам во двор приезжала машина, у которой на кузове было написано «ПРИЕМ СТЕКЛОТАРЫ».

В сарае у нас стоял почти полный мешок разных бутылок. Каждая пустая бутылка в приемном пункте стоила десять копеек. Бутылки я тут же пересчитал. На деньги, полученные за них, я вполне мог купить духи, и у меня еще останется двадцать копеек.

Не мешкая, решил действовать. Ларек, где принимали посуду, был недалеко от дома. Все сразу унести бутылки я был не в силах, поэтому пришлось сбегать в ларек два раза. Закончив с бутылками, помчался в магазин. Возвращался домой уже не спеша, в кармане у меня покоился флакончик духов «Красная Москва». Только от одной мысли, как обрадуется мама, когда ей подарю эти духи, я был безмерно счастлив. На следующий день – это было седьмое марта – во двор к нам приехала машина с надписью на кузове – «ПРИЕМ СТЕКЛОТАРЫ», приехала она совсем некстати. Соседи, гремя пустой посудой, один за другим потянулись к машине, засуетилась и мама моя. Дверь скрипнула, она вышла. Я помчался к окну: мама направлялась к сараю. В этот самый момент я куда угодно был готов провалиться, лишь бы не отвечать на ее расспросы… Мама вернулась очень быстро – видимо, она бежала.

– Валер, Валерка, – услышал я запыхавшийся голос, – где бутылки?

Я молчал.

– Где бутылки, я тебя спрашиваю, – еще громче произнесла она.

– Я их сдал, – тихо произнес я.

Воцарилась пауза, которая показалась мне вечностью.

– А где тогда деньги? – наконец произнесла она. Я по-прежнему молчал. Она перешла на крик, повторяя этот же вопрос.

– Денег нет, – с трудом выдавил я.

– Как нет?! – всплеснула руками она и стала медленно опускаться на стул. Я надеялся, что она успокоится, но неожиданно ощутил на лице сильную пощечину. Больше от обиды, чем от боли у меня из глаз брызнули слезы. Я достал из кармана флакончик с духами и, всхлипывая, произнес:

– Я купил тебе подарок.

Воцарилась тишина. Вдруг мама закрыла лицо руками и навзрыд заплакала, потом она обняла меня, прижала к себе и стала целовать…

С тех пор прошло много лет, мамы давно уж нет. Но всякий раз вспоминая этот эпизод моего детства, сердце мое сжимается и на глазах наворачиваются слезы.

Лучшего рассказчика, чем дед Егор, на селе не было. Умел он интересно рассказывать свои истории, тут уж нечего сказать. Умел старик довести людей своими рассказами и до смеха, и до слез. Когда он начинал говорить, все умолкали. Довелось и мне слушать Егоровы рассказы.

Год назад удалось мне наконец-то побывать на своей малой родине, в далеком сибирском селе. Как-то вечером, возвращаясь с реки с рыбалки, вижу у небольшого домика почти у самой воды двух человек, сидящих на лавочке и о чем-то беседующих. Подошел я к ним поближе и вижу: сидят дед Егор да мой дядька Иван Денисович. Дед что-то рассказывал Ивану, речь шла о Дальнем Востоке, о Манчжурии. Дед Егор, увидев меня, придвинулся плотней к Ивану и произнес:

– Присаживайся, мил человек, показывай, что поймал.

Показывать мне было особо нечего, в ведерке плавало несколько небольших окуньков.

– Не велик улов-то, – протяжно произнес дед Егор.

– C утра лучше берет, ты с утречка попробуй, – добавил он.

Пожав руки деду и дядьке, я присел с ними рядом.

– Как тебе на родине? – спросил дед.

– Тихо тут у вас, река, тайга рядом, – говорю.

– Лучше этого места не найдешь, даже и не ищи, – уверенно сказал дед Егор и тут же спросил:

– А знаешь почему? Потому что это родина твоя, ты тут родился, вырос, тут предки твои жили, я так вот и помирать здесь буду, – сам на свой вопрос ответил он.

– Побывал во многих местах за свою жизнь, а дороже села этого нет для меня места. Есть места и не хуже, а вот все равно тута лучше.

– Одно из таких, наверное, Манчжурия? – спросил я.

– Манчжурия, конечно, не лучше наших мест, но она хороша по-своему собой. Давеча с Ванькой о ней говорили, довелось мне там побывать.

Дед замолчал. Пауза была небольшой.

– Сразу после войны служил я там на границе, – начал он свой рассказ.

– Вот, к примеру, Ванька, ты хоть раз в жизни видел божью коровку с копейку величиной? Нет? Ну так вот, а я видел. В Манчжурии вообще насекомые очень крупные, особенно их много в конце весны – береги глаза, – а если майский жук на лету в тебя попадет, можешь и шишку заработать.

– Будет брехать-то, – произнес Иван.

– Фома ты, Ванька, неверующий, ты бы видал, какие там кузнечики прыгают, ты бы вообще рот открыл, ну, примерно как сейчас, – и, показав рукой на приоткрытый рот Ивана, громко расхохотался.

Лицо Ивана покраснело.

– Заливай, старый, – с добродушной улыбкой сказал Иван.

– А саранча, Ванька, там – что наши лягушки, размером и цветом такие же, но только не квакают, а пронзительно стрекочут.