Виталий Лозович - Убойный снег

– Саша, – осторожно остановила она его, – я все помню. Я ведь не первый раз у тебя.

– Тут тетка может прийти вечером…

– Я ее помню.

– Да, конечно, – потерялся тот.

– Так здорово, – оглянулась она вокруг, – ничего не изменилась.

– Родители что сказали?

– Кажется, они не поверили.

– Скандал был?

– Да нет, – она пожала плечами, – так… Поезжай, все будет в порядке.

Самолет, ожидавший съемочную группу в аэропорту, оказался обычным «кукурузником». Вместо колес к шасси были прикреплены огромные лыжи. Самолет стоял отдельно от всех своих собратьев, да и взлетать, судя по всему, тоже должен был отдельно. Основная полоса была вычищена до бетона. Пилот был весьма крупным дядей с добрым лицом полярника, дожившего наконец до пенсионного возраста, и имел самый настоящий арктический вид: летная куртка, брезентовые утепленные штаны, заправленные в унты с рыжим мехом и такая же рыжая пушистая шапка. Он пожал Сашке руку и сказал:

– Меня звать дядя Миша, сынок. Тебе как – дядя Миша? Ты наш?

– Я наш, – признался Сашка.

– Это хорошо, – потеплел дядя Миша, – а вот дамочка, – он кивнул на стоящую в стороне Элизабет, – знаешь как меня называет? Дядья Мишья!

– А меня Сашья, – поделился тот.

– Ах, вот оно что, – брови дяди Миши приподнялись вместе с шапкой, – нам надо держаться вместе. Ты что у них делаешь?

– Кино снимаю.

– Ясно. Тогда, Сашья, забирайся в моего динозавра, скоро летим.

– А вы будете один пилот?…

Брови дяди Миши опять ушли вверх.

– Ты никак сомневаешься?

– Я так, из любопытства.

– Можешь помочь, – брови его остались вверху, уголки рта опустились вниз, – сядешь рядом.

Когда Сашка устроился на месте со своей поклажей, состоявшей из его личного мятого рюкзака, кофра с кинокамерой и двух сумок с принадлежностями к ней, в кабину заглянул дядя Миша, обернулся в салон к иностранцам и негромко, голосом бывалого заговорщика спросил:

– Ты вообще как, мужик бывалый? В Арктике топтался?

– Приходилось.

– Хочешь тайну? – он загадочно улыбнулся, – А то меня всего распирает, рассказать хочется, а этим… чудакам заморским не могу, не имею права. Но ты-то наш!

– Давайте, – беззаботно позволил Сашка.

– Это у «кукурузника» последний рейс, – он таинственно подмигнул и состроил гримасу, что, мол, теперь поделаешь, – понял?…

– Понял. А что тут таинственного? По одному его виду понятно.

– Понятно, да? – дядя Миша едва не обиделся, – а знаешь, что бывает, – он воздел глаза к небу, – что бывает в последнем рейсе?

И ушел.

Сашка задумчиво посмотрел на дверь. Бывает всякое.

Вопреки своему внешнему виду самолет очень быстро набрал обороты, легко заскользил по снегу и ни с того ни с сего взял да и полетел.

Под его брюхом уныло поплыл серый снежный город, за ним светлой извилистой полосой ушла река, мелькнул небольшой, стоящий поодаль посёлок с темной ниткой автодороги и полетела под крылом однообразная белая тундра. Впереди перед ними висело солнце – злое, колючее и холодное. Внизу по снегу бежала от него сверкающая дорожка, почти такая же, какая бывает на воде вечером, с той лишь разницей, что смотреть на нее было мучительно больно. Американцы тут же достали тёмные очки, а Сашка просто отвернулся, что он, «дорожки» не видел? Откинувшись в кресле, насколько это было возможно, он прикрыл глаза и попробовал обдумать предстоящую съёмку. Думалось с трудом. Малочисленные народы Севера превращались в его воображении чуть ли не в исчезающие. Сашку охватила лёгкая дрёма, сопротивляться ей не хотелось.

– Не спи, – услышал он сквозь пелену, – а то вывалишься на вираже.

Сашка приоткрыл один глаз и увидел улыбающегося дядю Мишу, который тут же наклонил корпус вбок вместе со штурвалом и самолет дал крен на правое крыло.

– Меняем курс, – сказал громко на это дядя Миша, – юго-восток! Это хулиганство, понял!

– А зачем?

– Если женщина просит!.. – кивнул он через плечо в салон.

– А как же хребет?

– Ишь, ты! – мотнул головой тот. – Горы – знаешь. Как подлетим – увидишь!

Подлетели к горам довольно быстро. Не успел Сашка еще разок задремать, как увидел проплывающую под ними невысокую сопку. Он глянул в окно – сопки громоздились одна над другой, дальше на востоке разливаясь в горную цепь. За ними темнел огромной монолитной массой сам «хребет». Даже издали было видно, что хребет не имел ни ущелий, ни, тем более, долин, вырастал из земли как стена, созданная из одного, невиданных размеров, камня. Местные кочевники его и звали – Красный Камень.

Американцы сгрудились возле окна, что-то оживлённо обсуждая, и поочерёдно тыкали пальцем в горный, отвесный массив. Самолет летел прямо на отвесную стену. На ее поверхности не было никакой растительности. Лишь несколько небольших ледников приютилось в громадных трещинах хребта да толстенные каменные «зубья», называемые «болванами», вырастали на вершине Красного Камня. Перед самой стеной самолет сделал вираж и пошел вдоль этой каменной громадины на юг. В местах этих Сашка никогда не был и потому был готов к любому сюрпризу. Очень скоро в горе показался разлом, небольшой, но очень глубокий, ровный по краям. Глубиной он уходил практически в самую середину хребта.

Дядя Миша повел машину прямо в разлом. Когда самолет вошел в этот каменный коридор, дядя Миша торжествующе посмотрел на Сашку и подмигнул – видал? Потом кивнул через плечо – глянь-ка, парень, назад. Сашка обернулся и увидел, что Фрэнк перекрестился, Макс впился глазами в иллюминатор, и лишь бесстрашная Элизабет носилась от одного борта к другому с небольшим фотоаппаратом и щелкала им, прижимая объектив вплотную к стеклу.

Дядя Миша вновь весело посмотрел на Сашку, тот продемонстрировал символическое рукопожатие. Молодец дядя Миша, пусть знают наших! Самолет шел в теснине меж двух отвесных стен. Вокруг было сумрачно, угрюмо и довольно жутковато. Солнце сюда заглядывало редко и очень ненадолго. Внизу, среди разбросанных валунов лежал неестественно синий снег. На стенах снежников не было, только небольшая белая паутинка в скальных трещинках как-то умудрилась зацепиться с одного бока. Впереди синело небо, и угадывался горизонт.

Миновав хребет, самолет вышел из каменной горловины и пошел над белыми остроконечными высотками. Небольшие ложбины между ними были усеяны густой хвойной растительностью. Очевидно, летом здесь вовсю бурлили ручьи и бежали небольшие речки. Вершины многих высоток были щедро утыканы рядами пирамидальных лиственниц. Все вокруг дышало первозданностью и ощущением какой-то затерянности этого снежно-каменного мира. Самолет вновь повернул на восток, и опять перед ними зависло солнце. Горы понемногу мельчали, снега на отрогах становилось все больше. Проплыли внизу два небольших озера, светлыми вдавленными лепешками. С севера на юг рассекала сопки заснеженная лента горной реки. Под ними раскинулась Азия.