Александр Шкурин - Утренняя звезда. Повесть

Арон понимал, что глупо оправдываться перед покойником, но оправдывался прежде всего для себя:

– Тебе же очень вежливо предлагали продать, а ты очень грубо отказался и продолжил еще больше скупать акции и, наверное, перешел дорогу этим вежливым покупателям.

Петюня ощупал руками туловище:

– Странно, я умер, а мне еще больно, все ребра переломаны. – Он помолчал, а потом, елозя пальцем по асфальту, продолжил. – Мне акций не жалко, так, пустые бумажки, тлен перед вечностью. Впрочем, хорошо, что забрал их ты, а то мои, что сыночек оболтус, что женка Ирка, дура стоеросовая, все равно бы их просрали. Ты – парень серьезный, с головой, теперь и меня превзойдешь, еще выше поднимешься, и ума деньгам за акции дашь, а не просадишь их, как мои уроды, на тряпки и гульки. Продай их, этим, вежливым, только с ценой не продешеви. Последний вопрос: не ты ли организовал наезд?

Арон возмущенно вскинулся:

– Как ты мог подумать о таком…

– Верю, верю, – перебил Петюня, – хоть и ты тоже дерьмо порядочное, но на убийство у тебя кишка тонка, это я мог, а ты еще слабак…

Петюня еще дальше что-то тихо бубнил, но разобрать его слова было невозможно, и Арону, которому надоел неприятный разговор с кадавром, кому понравится, когда тебя только что уличили в краже, поднялся и подошел к нему. Вокруг кадавра уже вились роем крупные мухи, что ползали по лицу, залазили в нос и в рот. Арона передернуло от омерзения, он подобрал тряпку, накинул на голову трупа и тихо, хотя чего бояться, вокруг пустынная дорога, прошептал:

– Петюня, пора и честь знать, умер, значит, умер, не смущай меня своей болтовней, – и несильно толкнул кадавра в плечо, измазав в загустевшей крови пальцы.

Покойник, коротко взмахнув руками, покорно упал на дорогу, раздался костяной звук, это череп приложился к асфальту, по телу кадавра прошла судорога, и он наконец-то успокоился. Мертвый, Петюня казался еще больше, чем когда был живым.

Арон вернулся на обочину.

– Спасибо тебе, – неожиданно услышал Арон слабый голос Петюни из-под тряпки. Арона словно перетянули плеткой по плечам, удар был великолепный, с оттягом, которым срывали кожу с плеч, и, срывая голос, закричал:

– Петюня! Ты издеваешься надо мной? За что меня благодарить? Я понимаю, что мерзавец, вор, но я не мог поступить иначе! Петюня! Мне деньги нужны! Акции тебе уже без надобности! Ты умер, оставь меня в покое!

– Ты меня не дослушал, – с укоризной продолжил голос Петюни, – еще и прервал, никакого уважения к покойному. Я благодарен тому, кто устроил наезд, и, наконец, могу встретиться с первой женой – Лариской, одну её любил, а как ревновал! Так от ревности и прибил. Хотели, суки, посадить меня, но кишка у них была тонка, теперь встречусь с ней, повинюсь, может и простит меня, ведь при жизни-то всегда прощала. До скорой встречи, Арон, ты же знаешь, что такие, как мы, долго не живем на свете. Последнее пожелание: можешь не жалеть моего сына-оболтуса и эту сучку Ирку, хоть и беременна от меня, но чую, что родит какого-нибудь уродца. Пока!

Арон вскочил и с ненавистью пнул кадавра, чего жалеть туфли, он и так их испачкал в крови, больше носить не будет. Сука! Все-таки оставил за собой последнее слово. Свои акции Арон недавно продал этим вежливым, но до вожделенного миллиона не хватало. Вежливые хотели подмять под себя металлургический завод, но им мешал Петюня, который наперегонки с ними скупал акции завода. Вежливые в его присутствии предложили Петюне продать акции за очень хорошие деньги. Арон, убеждал Петюню продать акции, но тот его не послушал. Вежливые разговаривали с Петюней в пятницу, а во вторник вежливые, больше было некому, быстро и радикально решили проблему. Теперь акции у него, и он не продешевит при их продаже. Петюня в последнее время стал несносным, задрал нос и возомнил, что ухватил господа бога за бороду. Петюня имел наполеоновские планы на металлургический завод и хотел стать не просто миллионером, а бери выше, миллиардером. Арон пытался отговорить, но это было бесполезно, а вежливые имели свое мнение о кандидатуре директора завода. Итого: акции у него, скоро будут у вежливых, он с отступным миллионом талеров, долларов, фунтов, иен, как хочешь, так и называй эти купюры, только не сребренников, он не Иуда, никому не продавался, случайно так получилось. Арон давно решил, куда пойдут эти деньги, когда заработает миллион. Он начнет заниматься продуктами, самое выгодное дело! Арон успокоился, что толку пинать мертвое тело, которому не больно и ничего не докажешь, и вернулся на обочину ждать милицию.

Все, что произошло потом, Арон воспринял как необходимую расплату за акции Петюни, за которыми, как, оказалось, охотился и другие, просто он оказался самым удачливым охотником. Ирка, вторая жена Петюни, объединилась с его сынком оболтусом от первого брака, ранее его терпеть не могла, и с их подачи милицейские, которым она позолотила ручку, вцепились в Арона как бульдоги, требуя от него акции. Милицейские, чтобы напугать его, на неделю бросили в обезьянник к бомжам, и возбудили против него уголовное дело по факту кражи акций. Арон ни в чем не признавался, а через неделю на свет появился договор купли-продажи акций, по которому Петюня за неделю до смерти продал акции. На договоре была подпись Петюни. То, что подпись Петюни была подлинной, можно было не сомневаться, у Арона про запас было несколько чистых листов бумаги с автографом Петюни. Арон, продавая акции, передал вежливым и несколько листов с его подписями. Покупатель, легализируя сделку, предъявил договор с подлинной подписью и тем самым спас Арона.

После того, как акции уплыли из рук наследников Петюни, они вдрызг разругались между собой. Милицейские начальники, который тоже хотели погреть руки на акциях, потеряли к нему интерес, и Арона пинком выгнали из обезьянника. Арон, грязный, немытый, вдобавок завшивевший, насекомых ему от своих щедрот подарили бомжи, от радости был готов расцеловать пожилого милицейского сержанта, выпустившего его из обезьянника, но тот отшатнулся от него со словами: «пошел прочь, пидор, иначе зашибу». Арон не обиделся на милицейского сержанта, он вышел из отделения милиции и с наслаждением вдохнул такой пьяняще-чистый воздух свободы.

Ирка его прокляла, сынок оболтус с дружками попытался его побить, но Арон, не обращая на них внимания, с легким сердцем уехал из города Б. с единственной достопримечательностью – металлургическим заводом. Металлургический завод, как большой слон, неспешно помахивая хоботом, продолжил свой путь. Вокруг массивных ног слона всегда вились шавки и визгливо его обгавкивали, но ему не было никакого дела до них, он упорно продолжал свой путь, а если какая-то шавка не успевала отскочить, слон с хрустом её давил и оставлял после себя кровавое пятно. Слон был не виноват, а шавкам надо было знать своё место и быть порезвее.