Василий Логай - Четыре дня

– Семён Яковлевич, разрешите скромному будущему министру здравоохранения категорически поздравить вас с выходом на заслуженный отдых!

Слегка опешив от такого напора, главврач всё же быстро пришёл в себя и ответил в духе своей обычной строгости:

– А вот «будущий министр здравоохранения» легко может схлопотать сейчас пару внеочередных дежурств за несоблюдение субординации. Я, как-никак, ещё 3 часа имею право подписывать приказы в этой больнице!

– Неужели вы накажете своего лучшего фельдшера всего-то за дар предвидения? – с важным видом пошутил Максим.

– За это – нет. Тем более, что дар этот – весьма сомнителен. А вот за нарушение правил ведения документации наказать бы надо!

С этими словами Семён Яковлевич взял в руки карту вызова и, указывая на незаполненное поле бланка, продолжил:

– Где сведения о предварительном диагнозе, Максим Николаевич?

Максим тут же оставил шутливый тон и виновато произнёс:

– Там, понимаете, такой букет симптомов… Я первый раз такое встречаю. Не знаю, что и думать.

– Эх, молодёжь… А знаешь, сколько у тебя ещё впереди этих «первых раз»? Поэтому ты всё ещё фельдшер и до министра пока далековато. Ну что ж, давай разбираться. Добрый вечер, уважаемая… – (намётанный глаз профессионала быстро отыскал в карте имя пациентки) – Ольга Владимировна! Разрешите представиться, – Семён Яковлевич Гирш. Главный врач этого богоугодного заведения. Для начала, Максим, давай-ка отвезём больную в отдельную ВИП – палату. Не благодарите, Ольга Владимировна! Во-первых, она всё равно стоит пустая, а во-вторых в канун рождества, перед уходом на пенсию я просто обязан сделать что-нибудь хорошее. Такое у меня сегодня настроение. Вы езжайте, а я к вам сейчас зайду.

Максим, подчиняясь приказу, покатил кровать с Ольгой Владимировной в палату ВИП, по дороге расхваливая главврача.

– Вы не представляете, это – такой человек! Вам очень повезло, что он сам вами займётся. Он-то быстро определит диагноз и назначит правильный курс лечения. Вы поправитесь!

Максим продолжал говорить, стараясь хоть как-то поднять «боевой дух» незнакомой пожилой дамы. Но она словно не слышала его, смотря прямо перед собой и стараясь улыбаться сквозь боль. От неё исходило какое-то безграничное страдание, причём не только явное – физическое, но и гораздо более глубокое – душевное. Максиму очень хотелось помочь ей. Он поинтересовался, кому из родственников можно сообщить о случившемся, но оказалось, что Ольга Владимировна совершенно одинока. И это обстоятельство делало ситуацию ещё печальнее. Пока Максим пытался найти более или менее подходящие слова, чтоб поддержать пациентку, в палату вошёл Гирш.

– Итак, приступим к делу. Госпожа Крылова, простите нашего фельдшера за недостаток опыта. Сейчас мы постараемся исправить положение и установить ваш диагноз. Для этого нам понадобится проделать ряд исследований и тестов.

До этого момента лежавшая неподвижно Ольга Владимировна привстала и, повернувшись к Семёну Яковлевичу, спокойным тоном тихо сказала:

– Вы не ругайте Максима Николаевича. Дело не в его опыте и знаниях. Просто случай мой встречается крайне редко. Два месяца назад у меня диагностировали острый миелоидный лейкоз в завершающей стадии. Не утруждайтесь проверять правильность диагноза. Ошибки быть не может. Там у меня в сумке папка с врачебным заключением и результатами всех анализов и обследований. Максим, подайте папку Семёну Яковлевичу, пожалуйста.

Максим выполнил просьбу и, достав папку из сумки, передал её главврачу. Бегло ознакомившись с её содержанием, Гирш изменился в лице. Он прекрасно понимал, что означал это вердикт врачей. Забыв о своём «фирменном» стиле общения с больными через шутки-прибаутки, Семён Яковлевич с плохо скрываемым сожалением в голосе спросил:

– Но… Вы ведь понимаете, что…

– Что я умру? Безусловно. И скорее всего я больше уже не встану с этой кровати. Не скрою, я думала, это произойдёт чуть позже и у меня ещё есть несколько недель. Но… Что ж, так тому и быть. Значит, свои последние дни я проведу в этой палате. Не самый плохой вариант, не так ли?

Видавший многое за свою долгую практику главврач был почти шокирован тем спокойствием и рассудительностью, с которыми столь страшные слова произносила эта сильная женщина. Он попытался, было, что-то возразить:

– Но, послушайте, мы ведь можем…

– Перестаньте. – Резко оборвала его пациентка и тоном, не терпящим возражений, продолжила. – Ничего вы не можете. Только не перебивайте меня. Там же, в моей сумке есть кошелёк. В нём деньги. Их вполне хватит на оплату моего пребывания здесь и даже останется ещё. Фактически всё, что вы способны сделать для меня – это обеспечить уход и обезболивающие препараты. Большего от вас я и не прошу. А учитывая моё самочувствие, эту ВИП-палату я займу ненадолго.

С трудом выходя из оцепенения, Семён Яковлевич растерянно произнёс:

– Не знаю, что и сказать…

– А ничего не говорите. Просто соглашайтесь. И ещё: прикажите вколоть мне что-то посильнее. У меня внутри кости как будто горят.

Эту фразу Ольга Владимировна сказала через силу, с трудом сдерживаясь, чтоб не закричать от боли. Гирш засуетился. Он открыл чемоданчик, с которым пришёл, достал из него ампулу морфина и сказал:

– Максим, возьми. Срочно вколи два куба внутривенно. Ольга Владимировна, сейчас станет легче.

И действительно, сразу же после введения морфина, боль прошла. Ольга Владимировна облегчённо вздохнула и попросила принести ей чай. В дверь постучали. Через приоткрытые жалюзи окна палаты в коридоре был виден силуэт крупного мужчины. Он постучал снова, теперь уже в окно, и громко позвал:

– Семён! Ну, ты где там? А ну, выходи!

Семён Яковлевич открыл дверь и, едва сделав шаг в коридор, тут же оказался в объятьях Зорина.

Грусть и сострадание в его сердце быстро уступили место радости от встречи с другом.

– Приехал-таки, империалист проклятый! – проговорил Семён Яковлевич, крепко обнимая дорогого гостя.

– А как же? Ты ж нас, капиталистов, знаешь… Жадные мы больно! Ну не мог я пропустить бесплатный банкет с настоящей водкой и икрой. Поехали в ресторан!

– Это мы мигом. Сейчас вот только подпишу бумаги о госпитализации, – и поедем.

Говоря это, главврач выронил из рук планшет с картой пациентки. Он упал к ногам Николая Сергеевича. Зорин нагнулся, поднял планшет, чтобы передать его другу и поинтересовался:

– Тааак… И как же зовут последнего в твоей карьере пациента? Это ж надо запомнить, сообщить всем на банкете, поднять тост за его здоровье…

С этими словами Николай Сергеевич стал искать в бумагах имя больного. Не дожидаясь результатов поисков, Семён Яковлевич с сожалением произнёс: