Алексей Серов - Жизнь не так коротка (сборник)

– Погаси.

Крюков послушно затушил сигарету.

– Сам сделал? – спросил парень так, словно они сейчас долго говорили о чем-то важном, но вот отвлеклись на случайный предмет. – Интересная конструкция. Сколько времени потратил?

– Не знаю… часа три.

– А ну-ка, – сказал парень, жестом велев Крюкову встать. И Крюков, как будто так и надо было, послушно встал и отошел в сторону. Парень сел на его место, покачался на лавочке, испытав ее на прочность. Особо усердствовать не стал, видимо, сразу понял то, что ему нужно было узнать.

– В роду столяры были? – начал он словно допрос с пристрастием.

– Кажется, дед плотничал в деревне…

– Ага. А что ты вообще здесь делаешь? – спросил он Крюкова так, будто тот был в чем-то виноват.

– Работаю я, – растерялся Крюков.

– Работаешь! – усмехнулся парень. – Слесаришь?

– Да.

– А в нормальной работе хочешь себя попробовать?

– Да хотелось бы…

– Ну что, тогда иди ко мне. Три месяца учеником, потом получишь второй разряд. Через полгода – третий. И так далее…

– А деньги? – робко спросил Крюков.

– Сначала, понятно, деньги будут ерундовые. Так ты ж сырой материал, как вот эта твоя скамейка, – Силантьев пристукнул костяшками пальцев по дереву. – Тебя же учить и учить, воспитывать. Зато потом…

Все было ясно. Человеку этому Крюков поверил сразу.

– Значит, мне увольняться? – спросил он, не раздумывая ни минуты.

– Сделаем перевод, я поговорю с твоим фюрером, думаю, он мне не откажет… И кстати: если увижу, что куришь в цеху, штрафовать буду без разговоров. На первый раз. На второй – уволю. Доступно?..

«А завтра я снова увижу ее», – подумал Крюков невпопад. И ему вдруг представилась волшебная картина: зима, Рождество, поздний вечер и мороз, дом в деревне, внутри чисто и тепло, потому что натоплена печь, а из трубы к небу, к безжизненной бледной луне и блестящим звездам медленно поднимаются вместе с дымом звуки рояля – торжественные, серьезные.

Словно бы какой-то давно вывихнутый сустав встал на свое место, и боль ушла.

Жена Андрея Петровича Караваева снова покрасила волосы. На этот раз в совсем уж странный ярко-морковный цвет, какого на самом деле и не бывает.

Волосы у нее были короткие, словно приклеенные к голове и проглаженные для верности утюгом. Теперь, перекрашенные в очередной раз, они стали похожи на красный войлочный парик. Но жена Андрея Петровича ходила очень довольная и думала, наверное, что теперь при взгляде на нее мужчины будут падать от восторга. Андрей Петрович только в кулак покашливал. Что ему делать с этой напастью, он не знал.

– Ты бы, Лидочка, нашла какой-нибудь другой оттенок…

Но деликатность мужа Лидию Сергеевну только раздражала.

– Мне нравится, дорогуша. Отстань. Ты в этом ничего не понимаешь.

Андрей Петрович тяжело вздыхал. Когда женщине за сорок, она, случается, выделывает странные штуки со своей внешностью.

Лидия Сергеевна готовилась к корпоративной вечеринке, которая должна была состояться уже через три дня. Надо спешить. Надо выглядеть. Они с Андреем Петровичем работали на одном предприятии с самой своей юности. Здесь встретились, полюбили друг друга, расписались. Получили от завода квартиру, потом, когда родились дети, – другую, большей площади. Андрей Петрович трудился начальником бюро пропусков, Лидия Сергеевна была делопроизводителем. Они всю жизнь получали скромную зарплату и жили по средствам. На предприятии ни разу не слышали, чтобы Андрей Петрович повысил на кого-то голос. Это был очень спокойный, сдержанный человек. Жена, которую он нежно любил и слегка побаивался, была его полной противоположностью. Резкая, крикливая, обожающая скандалы… Очевидно, сказывалось тут детство в огромной коммуналке. Вздорный характер, однако, не мешал ей быть прекрасным специалистом. Правда, коллеги от нее стонали и закатывали глаза: о, наша Лидочка – это крепкий орешек… Год за годом чета Караваевых спокойно работала на предприятии. Оба они – и муж, и жена – уверены были, что так и просидят в своих кабинетах до старости и с этих своих неизменных должностей уйдут на пенсию. И вдруг на заводе произошла череда кадровых перетрясок, многократная смена руководства, и в результате спокойного, исполнительного и надежного Андрея Петровича неожиданным вихрем забросило на должность гораздо более высокую, чем он занимал раньше. На хорошо оплачиваемую должность. Денежный вопрос в семье Караваевых прежде был не сказать чтоб очень острым, но довольно-таки болезненным. Получали они, как уже говорилось, зарплату скромную, лишних трат на дорогие шубы или автомобиль не предусматривающую. Тянули от получки до получки, иногда приходилось даже занимать. Ни о каких больших накоплениях им и думать не приходилось. И тут это новое назначение. Андрей Петрович был уверен, что с новой работой не справится. Ночами он плакал Лидии Сергеевне в нагое белое плечо и жаловался: подчиненные не слушаются, творят, что хотят, и, наверное, начальство, видя все это, скоро выставит его за ворота.

– Будешь меня тогда кормить? – спрашивал он жену полушутя.

– Нет, сиди голодным, – холодно отвечала Лидия Сергеевна. – Мне нахлебник не нужен. Изволь-ка справляться со своими обязанностями. Единственный раз в жизни повезло вырваться из нищеты, и вот он уже начинает нюнить. Не слушаются его, видите ли. А ты заставь! Будь мужиком! И чтобы я у тебя этих соплей больше не видала.

Вот так. Делай что хочешь. То ли слова Лидии Сергеевны подействовали должным образом, то ли финансовые соображения сыграли свою роль, но вдруг, на удивление всем, спокойный Андрей Петрович из доброго и мягкого человечка начал превращаться в свирепого начальственного монстра. А может быть, сказалась тут скрытая тяга всякого полуинтеллигента к деспотизму. Он ведь втайне мечтает о крепостном праве, хочет быть добрым барином, который по субботам для порядку сечет своих крестьян розгами. Да только кто ж ему даст.

А тут вот дали.

И он стал внедрять на предприятии жесткую дисциплину со свирепой системой штрафов. Наставил всюду видеокамер. В каждом цеху появились надсмотрщики, единственным занятием которых было ходить и смотреть, чтобы все непрерывно работали. Караваев сделал так, что перерывы и обед были теперь минута в минуту, по распорядку. Запретил курение. И если уж кто попадался на чем-то незаконном, у человека был один путь – за ворота. Наймем других, говорил в таких случаях Андрей Петрович. Вон их сколько по улице ходит, голодных.

Сам Караваев забыл, как это бывает, когда в кармане у тебя нет денег. Теперь деньги всегда были, и он начал приобретать вкус к хорошей одежде, модным аксессуарам, поездкам на такси, обедам в ресторане и прочим удовольствиям, которые может себе позволить обеспеченный человек.