Андрей Бехтерев - Райские сады

– А что тут будет? – тихо спросил он сестру.

– Торжественный королевский завтрак в честь того, что утро настало, – шепотом ответила Катя.

– А я уже завтракал.

– И что? Завтракать можно до обеда.

– А как себя вести?

Принцесса на секунду задумалась.

– Захочешь плеваться – плюй на пол, не промахнись, захочешь поковырять в носу – ковыряй по часовой стрелке, не перепутай, захочешь рыгнуть…

– Заткнись уже, – разозлился Иванко, – не смешно. Я серьезно спрашиваю.

– Ну-ка зафиксируй свою хмурую физиономию и вперед. Пусть ребята вздрогнут.

Иванко хотел ущипнуть сестру, но она решительно наотмашь отворила двери.

Зал, в который они вошли, был просторным, с большими окнами. В углу на эстраде расположилось несколько музыкантов, которые играли что-то милое и на которых никто не обращал внимания. Посреди залы стояла сцена с опущенным занавесом. Перед сценой были места для гостей в виде беспорядочно расставленных кресел, между которыми стояли столики с разнообразным десертом. В зале было всего три человека: принц и два господина: один – высокий, другой – маленький.

– А вот и Ее Высочество к нам снизошли, – сказал, улыбаясь, высокий господин, повернувшись к Кате с Иванко.

Принцесса представила брату собравшихся господ. Высокий господин оказался главным королевским доктором по фамилии Шапито, а маленький господин – премьер-министром по фамилии Дирижабэль. Иванко пожал мужчинам руки.

– А где Его Величество с шутом? – спросила Катя.

– Ждем, как обычно, – ответил Шапито, – вы тоже не очень спешили.

– Если бы вы, как доктор, измерили нам пульс и давление, то убедились бы, что мы летели сюда вприпрыжку, – ответила на упрек Катя.

– Напоминать слесарю про вантуз во время культурного отдыха могут только бездельники, – парировал доктор.

Принц, прикрыв рот рукой, широко зевнул и уселся на одно из кресел. Премьер-министр хотел сесть рядом с принцем, но передумал. Он вернулся к принцессе.

На его лице читалось раздражение.

– Ваше Высочество, рассудите нас с этим типом, – премьер-министр кивнул на усмехающегося доктора. – Он анархист и вольнодумец. Должно же это быть как-то наказуемо.

Доктор засмеялся.

– Что опять не так? – спросила принцесса.

– Послушайте, что он говорит, – премьер-министр посмотрел на доктора. – Или вы уже не говорите?

– Могу повторить, если так интересно, – сказал доктор. – Мы сейчас обсуждали вчерашнюю казнь одного товарища. Если не в теме, то он забил до смерти своего соседа по даче, настучал молотком по голове. Этот товарищ объяснил, почему убил. Он привел удивительные аргументы, типа, «а чё он», но речь о другом. Господин Дерижабэль заявил, что если бы не было нравственного закона внутри человека и нравственного закона снаружи, в виде виселицы, судов и лично премьер-министра, то все бы забили друг друга молотками, ну или другим инструментом. На что я ответил, что если и надо кого-то повесить за это убийство, так именно этот самый нравственный закон. Рассудите сами. Внешний нравственный закон говорит, что убивать нельзя, а то повешу, а внутренний, такой же нравственный и так же жаждущий справедливости говорит, даже орет: «убей этого гада, он потоптал твою редиску». Вот так и получается, что закон-то нравственный, а в результате два трупа. И кого за это вешать? Только нашего Дерижабэля, как ходячее олицетворение нравственности.

Дерижабэль посмотрел на доктора, на смеющуюся принцессу и, нахмурив брови, уселся в кресло рядом с принцем.

Тут за дверьми послышался шум. Двери отворились, и в зал вошел король в сопровождении шута. Король остановился в дверях, а шут, ни с кем не поздоровавшись, пошел в сторону занавешенной сцены, на которой, судя по шорохам, всё это время находились актеры. Шут был карликом, ростом с семилетнего мальчика. У него была большая лысеющая голова и маленькие ножки. Король сначала пошел за шутом, но потом передумал и подошел к гостям. Король был очень толстым человеком. На нем был пестрый костюм. Большая голова вертелась на короткой шее. Редкие волосы торчали во все стороны. Он был похож на огромную курицу.

– Простите господа, что заставил вас ждать, но лучше ждать, чем не дождаться – громко обратился король ко всем. – Сейчас начнется представление. Вольдемар соизволил что-то там написать веселое. Потерпите чуть и будем хохотать. Господин Иванко, – обратился король к графу, – рад вас видеть. Мне шут, Вольдемар который, про вас только и говорит второй день. У нас из-за аварии пол столицы без электричества, а он все про вас и про вас, про вас и про вас. Так что я рад вас видеть.

Король попросил всех садиться. Принцесса прыгнула в одно из кресел. Иванко сел рядом.

– Эй, шут, – закричал король, направившись к сцене. – Скоро ты там?

– Тише, государь. Мы уже готовы, – раздался высокий голос из ближайшего к сцене кресла. Король повернулся. Карлик Вольдемар уже сидел.

Король сел рядом с шутом. Карлик хлопнул в ладоши и из-за занавеса на сцену вышел господин в черном фраке.

– Спектакль по пьесе господина Вольдемара «Казус Дон Жуана», – нараспев произнес он. Занавес открылся. Представление началось. Спектакль был вариацией на тему Дона Жуана, пришедшего соблазнять вдову Командора Донну Анну. В новой трактовке Донна Анна оказалась редкой стервой. Она довела Дон Жуана до истерики и, пришедшему из преисподней Командору, пришлось забрать с собой не своего убийцу, а свою женушку. В общем, всё началось как трагедия, а в конце оказалось шуткой. Правда, не очень смешной. Анонсированного веселья так и не случилось. После вежливых аплодисментов актеры вышли из-за занавеса, раскланялись, после чего собрали свои вещи и ушли. Карлик поблагодарил всех за внимание и снова уселся рядом с королем. Зависла пауза. В общем-то, можно было расходиться, но что бы уйти вперед короля, нужен был повод.

– Знаете, господа, – прервал паузу король, – мне сегодня сон приснился. Лечу это я во сне и вижу дерево, а на ветке сидит покойный министр тайной полиции, сидит, грустный такой. Я подлетаю к нему и говорю: «Привет, Алекс, о чем грустишь?» А он мне: «Что-то жизнь совсем не мила». А я ему: «Да ты же умер давно». А он мне: «Вот по этому-то и не мила».

Король обвел гостей взглядом. Все молчали.

– Помнишь Алекса, сынок? – обратился король к принцу.

– Помню, – сказал принц, – редкая сволочь.

– Конечно, сволочь, но юморист же был. Неужели он сейчас в аду?

Никто королю не ответил.

– Если бы я был Богом, я бы простил Алекса только за его чувство юмора, – заявил король.

– У Бога нет чувства юмора, – вступил в разговор доктор.

– Как нет? – удивленно спросил король и повернулся к шуту. – Это правда, Вольдемар?

– У Бога прекрасное чувство юмора, – ответил карлик.