Леонгард Ковалёв - Трава забвения. Рассказы

Мать много читала, была занимательной рассказчицей и часто, когда я уже лежал в постели, рассказывала мне что-нибудь из прочитанного, содержание интересного кинофильма, а иногда и читала вслух, в том числе стихи любимого ею Некрасова. Я с нетерпением ожидал её прихода с работы или возвращения из кино. К Новому Году она покупала разноцветную бумагу, блёстки, доставала сбережённую фольгу от шоколадных конфет, вату, заваривала крахмальный клейстер, и несколько вечеров мы предавались интереснейшему занятию: изготовлению ёлочных украшений. Клеили цепи, флажки, делали фигурки из ваты, разное другое.

Как-то накануне Нового Года, придя вечером с работы, мать позвала меня ехать в город покупать ёлочные игрушки. Ехали от вокзальной площади промёрзлым автобусом в центр, где были лучшие магазины. Вечер был морозный, звёздный. В стылом воздухе ярко сверкали уличные фонари, мягко светились окна многоэтажных домов, всё было бело, под ногами звонко скрипел снег.

На площади была огромная ёлка, украшенная игрушками и фонариками. Вокруг ёлки, на снегу, стояли Дед Мороз и Снегурочка, Волк и три поросёнка, Красная Шапочка, доктор Айболит. В магазине тоже всё сверкало разноцветными огоньками. Улыбающаяся продавщица сделала большой кулёк из плотной бумаги, и нам наполнили его чудесными игрушками. Дома потом всё это мы разложили на столе, внимательно рассмотрели, и теперь оставалось ждать, когда придёт ёлка и мы будем её украшать.

Мы часто бывали в посёлке Карабановка, у Эммы, в домике с парадным крылечком. Почему-то простая его обстановка, обычные вещи пленяли, вызывали желание оставаться среди них, приходить сюда снова и снова. Стол, стулья, диван, комнатные растения были, конечно, самыми обыкновенными. Комод украшали: фарфоровые фигурки, высокая, тонкая ваза с метёлками засушенных луговых трав, куклы, красивая морская раковина, из которой, если приложить её к уху, можно было услышать шум далекого моря. Вряд ли всё это было каким-то особенным, волшебным, но они чем-то пленяли меня.

Эмма имела богатый набор цветных карандашей, альбомы, книжечки и блокнотики для рисования, куклы, набор кукольной посуды и мебели, уголок, где они были красиво расставлены и бережно хранились. Нет нужды говорить о платьицах, туфельках, ботиках, в которых она сама становилась похожей на куколку, но, главное, у неё были любимые мной книжки.

К дому примыкал огород, между грядками которого были рассажены фруктовые деревья, кусты крыжовника и смородины. Во дворе, за домом, где был разведён цветник, мы расстилали на травке рядно, читали здесь книжки или рассказывали такое, о чём говорят дети, когда им столько же лет. Вся Карабановка, застроенная такими же домиками, казалось, грезила летними днями под солнцем и ветром, тихим и радостным, утопая в зелени садов и пестроцветье палисадников.

Мой отец был неплохой художник-копиист. В то время он выполнял на заказ две картины, первая из которых, большого формата, скопированная с открытки, представляла двух борзых и перед ними на белом снегу затравленную ярко-рыжую лису. Другая была копией газетного снимка, запечатлевшего лейтенанта Пожарского, готовившегося совершить прославивший его подвиг в бою с японцами. Копировал он и другое, для себя: Маковского – девочки, бегущие от грозы; олени, пришедшие зимой к стогу сена. Стоя в углу комнаты, ближе мне не разрешалось подходить, как заворожённый, боясь пошевелиться или издать звук, я наблюдал колдовство рождения ярких образов на полотне. Мне хотелось самому творить это чудо, но всё, что было доступно мне, – это рисовать простым или несколькими цветными карандашами на куске серой обёрточной бумаги, которую приносила для меня бабушка из какого-нибудь магазина.

Через дыру в нашем заборе я проник в парк, где в это время для детей разыгрывались призы. На бечёвке, протянутой между двумя берёзами, были развешены карандаши, ученические ручки, блокноты, разная другая мелочь, в том числе акварельные краски в виде пуговиц, наклеенных на картонное подобие палитры. Чего бы я ни дал, чтобы эти краски стали моими! Перед бечёвкой выстроилась очередь, во главе которой стали большие мальчишки, за ними хвост из таких же, как я, мальцов. Тому, чья была очередь, завязывали глаза, давали в руки ножницы, он подходил к бечёвке и пытался срезать что-нибудь, но чаще всего это не удавалось. Тогда большие мальчишки, которым надоела такая канитель, ринулись к бечёвке все сразу и стали срывать призы. Произошла свалка. Младшие последовали за старшими. Распорядительница растерялась, не умея навести порядок, стала быстро сворачивать свой аттракцион. Поняв, что вожделенных красок мне не получить, я устремился вслед за всеми и, изловчившись, сорвал-таки их с бечёвки. Наконец я заполучил настоящие краски! О том, что способ, которым достались они, был не совсем приличным, я конечно не думал.

Дома я срезал с головы клок волос, сделал из них кисточку, но когда стал рисовать, стараясь взять на кисточку как можно больше сочной краски, и увидел, что, высыхая, цвет делался жухлым и тусклым, был разочарован.

Вечерами приходила Эмма с родителями. Тётя Варя была домохозяйка, дядя Гена, как и дедушка, – машинист. Высокий, заметно лысеющий, добрый и сильный, он здорово подбрасывал нас к потолку – сначала Эмму, потом меня. Мы просили – ещё и ещё! Взрослые были недовольны – это было развлечением для нас, а не для дяди Гены, который, конечно, никогда не отказывал нам.

В то время как взрослые беседовали на кухне, мы уединялись в комнате дяди Коли, которого чаще всего в это время не было дома, и там, расположившись на участке стола, свободном от всевозможных дядиных приборов, деталей, занимались рисованием. В хорошеньком чемоданчике Эмма приносила с собой всё необходимое для этого: альбом, цветные карандаши, другие принадлежности. Лампа под зелёным абажуром освещала стол, где мы располагались, погружая остальную комнату в полумрак. У Эммы всё было нарисовано аккуратно, правильно: девочки, цветочки, домики, деревья. Я рисовал самолёты, танки, военные действия.

К концу вечера бабушка ставила самовар, разговоры продолжались, все пили чай с вишнёвым или крыжовенным вареньем.

Нам с Эммой, конечно, было интересно послушать, о чём говорят взрослые. Часто это были поражающие и даже пугающие рассказы. Вот, будто мужчина в театре среди публики увидел женщину в платье, в котором только что похоронил свою жену. Или слух о том, что парикмахер (видимо, враг народа) перерезал бритвой горло клиенту. Или случай, когда после грозы над землёй повис электрический провод. Кто-то хотел перешагнуть через него и замкнулся на нём. Другой, поспешив на помощь, схватил этого человека, чтобы оторвать от провода, но сам замкнулся. Потом в этой цепи оказался третий, четвёртый, пятый… Наконец кто-то догадался галошей выбить провод из рук первого взявшегося за него…