Василий Кузьменко - Право Рима. Константин. Часть I

Через два месяца не без участия Нумерия, Максенций, на своём новом монетном дворе в Остии выпустит три юбилейные монеты. На одной из них, выпущенной в честь усмирения мятежников в Африке будет написано: «Вечная победа». Темы других были совершенно неожиданными. На одной из них изображался в обожествлённом виде его покойный отец Максимиан. Максенций постарался забыть о том, что они стали врагами, поскольку его претензии на пост императора основывались на положении сына бывшего августа. На другой монете был изображён обожествлённый Констанций Хлор, с указанием, что он родственник Максенция, через его родную сестру Фаусту, на которой был женат его сын Константин. Одновременно с этим Максенцием были разосланы указания всем магистратам Италии, сбросить с постаментов все бюсты и памятники Константину. Тоже самое, было сделано и в самом Риме.

Император Константин получил известие о кончине августа Галерия сразу по приезду в Аквинкум, куда прибыл вместе с женой, чтобы объявить о помолвке Лициния и своей сестры по отцу, Констанции. На помолвке присутствовала вся семья его отца императора Констанция – его жена Феодора, и все их дети, дочери Констанция, Анастасия, Евтропия, и сыновья Долмаций, Юлий и Ганнибалиан, которых он теперь взял под своё покровительство. Это известие несколько снизило тот накал торжественности, который возникает в римских семьях в этом случае. Однако Константин, объявивший помолвку, на правах главы семьи, во дворце Фаусты в присутствии местного магистрата и многочисленных гостей, успел заметить, что его семнадцатилетней сестре Флавии Юлии Констанции понравился весьма уже взрослый жених Флавий Галерий Валерий Лициний. Во всяком случае, она стала вся пунцовая после того, как жених подарил ей золотое кольцо, которое она немедленно одела себе на безымянный палец левой руки. После торжества Константин и Лициний уединились на одной из уютных террас дворца для приватной беседы. Установив между собой уже почти родственные отношения, в ходе этой беседы они договорились, что свадьба состоится ровно через два года, а так же обозначили свои приоритеты в жизни империи на ближайшее время. Лициний, после смерти Галерия считал себя полноправным, восточным августом и его головной болью теперь становился Максимин Даза. Головной болью Константина по-прежнему оставался Максенций. Так же они подтвердили свою безусловную готовность исполнить указ Галерия о прекращении гонений на христиан в своих провинциях. На этой добродушной ноте два императора и расстались, Лициний направился в Никомедию, Константин с супругой вернулся в Тревир.

По возвращении Константин принял у себя во дворце четырёх епископов Галлии и Британии. Вручив им копии указа Галерия о прекращении гонений на христиан, он так же сообщил им, что этот указ уже доведён до всех магистратов в его провинциях, с тем, чтобы обеспечить все права и свободы, дарованные христианам Римской империей. Епископы с благоговением отнеслись к этому визиту и к его результатам, это было первое подобное общение управляющих церковью и империей.

Прошёл месяц. Константин сидел в своём кабинете в Тревире за заваленным бумагами столом и разбирал почту. Распечатав очередной свиток, он быстро пробежал его глазами, и в негодовании отложив его в сторону, встал из-за стола.

Это было письмо из Испании от Тиберия Гая Луциуса, в котором он детально пересказал о казни христиан на арене Колизея во время празднования победы над Домицием Александром. Константина возмутила не сама расправа над христианами, что было, в общем-то, обычным делом, а то, как обыграл эту казнь Максенций, в конечном итоге позволив себе не исполнять указ Галерия. Прохаживаясь по своему кабинету, он приказал стражнику пригласить к нему свою мать Елену. Через некоторое время Елена вошла к своему сыну.

– Здравствуй мама!

– Здравствуй сын, что-нибудь случилось?

– Я решил дать тебе почитать это письмо, только отнесись к этому как можно спокойней.

– О чём здесь написано?

– О казни христиан!

– Но ведь был же указ Галерия! – воскликнула Елена.

– Видимо каждый правитель понял его по-своему, – с грустью произнёс Константин.

Он отошёл к окну, чтобы не мешать прочтению ужасных для матери строк. Константин видел, как Елена крестилась, и слёзы текли из её глаз. Она перечитала письмо не один раз. Константин понимающе не мешал ей. Наконец мать отложила в сторону свиток и подняла на сына заплаканные глаза.

– Что ты намерен делать?

– Мама, я не меньше тебя возмущён беззаконием Максенция, но в ближайшее время сделать ничего не смогу.

– Почему?

– Во-первых, на мне лежит ответственность по защите границ империи от набегов варваров и это главная моя задача. Во-вторых, мне пока не понятно, как будут развиваться события на востоке в противостоянии Лициния и Максимина Даза и наконец, в третьих, объясни мне, пожалуйста, что за непримиримые противоречия существуют между христианами, из-за которых они так жестоко страдают, но при этом находят в себе силы забыть о них уже перед самой смертью?

– Боюсь, что я не смогу тебе в этом помочь, – вздохнула Елена, – тебе надо было задать этот вопрос епископам, которых ты принимал у себя во дворце месяц назад.

– Думаю, что мне ещё придётся пообщаться с ними на эту тему, – улыбнулся Константин.

– Константин, я давно хотела тебя спросить, ты обратил внимание, сколько в твоих легионах служит христиан?

– Да, честно говоря, даже не ожидал!

– Христиане были бы самыми преданными тебе воинами, – произнесла мать, глядя в глаза сыну.

Константин внимательно посмотрел на неё, прошёлся по кабинету, затем присел рядом с матерью и тихо сказал:

– Мама, я пока не готов принять христианство, и я никогда не допущу войны религий, даже в борьбе за власть!

– Что ты имеешь ввиду?

– Я не могу разделять моих доблестных и закалённых в боях солдат по религиозному признаку, христианство ещё не очень сильно распространено в Италии и самом Риме, и поэтому такая война ввергнет всю империю в хаос!

– Может быть, ты просто осторожничаешь?

– Возможно, взвешенность решений основа мудрой политики, – улыбнулся Константин, вставая, – я рад, что мы понимаем друг друга.

– Хорошо сын, я, пожалуй, пойду, – встала Елена, – у тебя работы целый стол.

– Я ещё поработаю, – улыбнулся Константин и поцеловав мать в щёчку, вернулся к своим делам.

Наступила зима. В один из вечеров Константин играл со своими сыновьями в большом зале дворца в Тревире. Они сидели напротив камина на медвежьей шкуре. Рядом с ними возле камина сидела и Фауста, с удовольствием наблюдала на столь редкие минуты общения своего сына Константина с отцом. Крисп проводил с ним гораздо больше времени с помощью своей бабушки. Фауста наблюдала, с каким удовольствием сыновья слушали объяснения своего отца. Перед ними стоял макет римского военного лагеря, и Константин рассказывал детям, для чего нужен частокол, ров, башни. Конечно, Крисп знал уже гораздо больше своего младшего брата, поэтому он иногда с самым умным видом вставлял в рассказ отца свои реплики. Эту семейную идиллию внезапно нарушил стражник, который сообщил о прибытии прокуратора Тиберия Гая Луциуса. Константин потрепал по головкам сыновей, затем направился к выходу. Проходя мимо жены, он чмокнул её в щёчку.