Мария Фомальгаут - Дрезд из Дроздена

Кажется, вечность прошла…

Это было лет пятьдесят назад…

Я покинул развалины храма, поднялся на холм.

Я встретил его на вершине холма.

Даже испугался, никак не ожидал, что увижу здесь человека, просто не могло здесь быть человека. Но он шел мне навстречу, невысокий, изможденный какой-то, глаза ввалились, горят огнем, как будто человек тяжело болен.

Он тоже увидел меня. Остановился в двух шагах. Мы стояли и смотрели друг на друга, кого-то он мне напоминал, очень сильно, я не мог вспомнить, кого.

А потом меня как будто по лицу хлестнули.

Я узнал…

На вид ему было несколько тысяч лет, не меньше, он был худой как палка, без единого волоска на лысом черепе – и все-таки я узнал самого себя.

Тысячи лет разделяли нас…

А может – больше.

На его лице были следы веков, следы каких-то войн, побоищ, катастроф, эпидемий, следы разочарований, поражений, бессонных ночей. Мы не сказали друг другу ни слова, да, наверное, не могли сказать, – но все и так было понятно.

За его плечами темнели руины, обломки стен, мертвые города, развалины, в которых трудно было что-то узнать, и там, где я задумал храм, теперь белела груда камней. Он сокрушенно кивнул в сторону обломков – видишь, что случилось – и побрел куда-то на север

Я так и не понял, надо ли идти за ним – он исчез так же быстро, как появился, только легкая дымка всколыхнулась на горизонте.

Холмы…

Холмы, на которых будут лежать руины….

И нужно было возвращаться домой – пока еще не поздно вернуться – и я шел вперед.

Шел – сам не знаю, зачем. Он, тот, другой, предупреждал меня, и все предупреждали, я и сам чувствовал, что не так просто будет построить город…

И все-таки я шел вперед.

Сегодня я буду рыть котлован, а потом положу первый камень, а потом построю первый дом…

– А как вам удалось спастись?

Нет, слишком банально.

Вертится на языке фраза, одна-единственная:

– А как вам удалось спастись?

Снова стучу в дверь, уже чувствую – не откроют.

– Входите.

Вхожу. Оглядываюсь в поисках хозяина, не сразу вижу высохшего старика в углу.

– Вы… хозяин?

– Будет сейчас хозяин… чего хотели-то?

Вздрагиваю от его голоса.

– Я это… из газеты…

– Да чего это газета-то нами заинтересовалась, дел других у газеты, что ли, нет?

– Так вот шестьдесят лет назад…

– И-и-ишь, куда загнули…

Говорю как есть:

– Пилигрим.

– Ишь, ты чего вспомнили… ну, и дался вам Пилигрим этот?

Откашливаюсь:

– Сейчас мы ищем тех, кому удалось выжить во время аварии…

Айзек Валентайн, банкир.

Гуанг Вук, торговец пряностями…

И так далее.

Большой список.

Полторы тысячи человек.

Валентайн недоверчиво смотрит на список, недовольно фыркает, вычеркивает самого себя.

Снова смотрит на список.

Кто-то из них должен быть тем самым…

Кто-то…

Валентайн хмурится, а с чего он взял, что этот кто-то может быть только один, может, их там двое, трое, а то и все десять…

Корнелиус Мартин, капитан корабля…

Валентайн снова хмурится, а почему, собственно, – один, может, одна…

Начинает дописывать:

Агнес Ивенджелин, балерина.

Виртувия Винсенте, актриса.

Снова хмурится.

…Трагическое событие потрясло мир…

– Вечер добрый.

Вхожу в гостиную, вежливо кланяюсь барышне у окна, она смотрит не на меня, куда-то мимо, оборачиваюсь, тут же понимаю, что кланялся горничной, а настоящая хозяйка – вон она, дама в годах…

– Добрый, – кивает дама.

Откашливаюсь:

– Я… имел честь говорить с вашей сестрой по поводу аварии Пилигрима…

Хозяйка вздрагивает, будто от удара:

– Смеетесь?

– Ни в коей мере. Я говорил с вашей сестрой, она очень переживала, что потеряла вас… она…

Дама откашливается:

– Молодой человек, Эльза погибла.

– Но…

– Она погибла. Я могу показать вам её могилу… здесь… на фамильном кладбище…

Эльза.

Фотография миловидной девушки.

Годы жизни.

Год падения «Пилигрима».

Корабль.

Океан.

Я на палубе.

Нет, я не пассажир.

И не матрос.

Но я на палубе.

Айсберг.

Там.

В темноте ночи.

Люди его еще не видят, они увидят его слишком поздно.

Я знаю.

Я это знаю.

Невидимый луч из моей руки рассекает темноту, разрезает ледяную глыбу.

Люди не узнают об этом.

В изнеможении падаю на палубу, кто-то подхватывает меня, да что ж вы так неосторожно…

Хочу поблагодарить – замечаю что-то…

Нет, померещилось…

Нет, так и есть, темные пятна на шее человека, пятна смерти.

В отчаянии смотрю на ледяную глыбу бесконечно далеко впереди.

Отступаю вперед, – понедельник, вторник, среда, четверг, сентябрь, октябрь, ноябрь…

…притормаживаю, чуть не пролетаю нужный понедельник.

…стучу в нужную дверь.

Открывают.

Спрашиваю:

– Это вы пустили айсберг?

Не сразу понимаю, что вижу за дверью самого себя. Вспоминаю какие-то поговорки, что встреча с самим собой не к добру…

…а если конкретного человека не пустить, или крысу там какую убить… – говорю я.

Я мотаю головой:

– Не получится. Только весь корабль.

Не сдаюсь:

– А пробовали уже?

Киваю:

– Пробовали.

…гибель «Пилигрима»…

Смотрю на часы.

Жду.

Дождь моросит за окнами маленького кафе, люди спешат спрятаться с промозглой улицы, кто-то ловит такси, такси не ловится, выскакивает из сачка.

Жду.

Они должны прийти.

Я назначил им встречу.

Здесь.

В кафе.

Смотрю на визитки.

Джон Квинс.

Клерк в какой-то там конторе.

С надеждой смотрю на хорошо одетого джентльмена, вошедшего в кафе – он проходит мимо, не замечает меня, кидается к компании молодых парней, аа-а-а, сколько лет, сколько зим…

Смотрю на визитку.

Глэдис.

Фамилии не знаю.

Просто Глэдис.

Продавщица в какой-то там галантерее…

Стою на палубе.

В темноте ночи.

Рука по привычке сжимает луч, – не вынимаю из-за пазухи.

Сжимается сердце.

Кто-то проходит мимо меня, замирает:

– А вроде качку обещали, нет?

Мотаю головой:

– Да вроде н-нет…

…мы отчаянно пытаемся связаться с выжившими…

– А как вам удалось спастись?

– Да… знаете… не помню…

Еле сдерживаюсь, чтобы не выругаться, скольких опрашиваю, столько человек не знают, как спаслись.

– Скажите, пожалуйста… – Глэдис подступает ко мне, сжимает мою руку, – а вы не видели Джона…

…до сих пор спорят, что было причиной трагедии…

– …а вы не видели Глэдис?

Это Джон Квинс.

Киваю:

– Да, я говорил с этой дамой.

– Да? Вы… вы видели её?

– Да, да… думаю, это была она.

– А вы…

– …я сообщу ей про вас. Нет, давайте так сделаем, вечером в пятницу в кафе У Фонаря…

– …я же что думал, там же просто всё, не двоичная система, а троичная, да, нет, может быть – и всё, и можно человеческое сознание оцифровывать…