Павлов А. - Совака

На крыльце под крышей сидел Слава с пятилитровым баллоном воды.

– Слушай, быстро ты, я только успел одеться, взять у Бориса воду и дойти до твоего дома, а ты уже тут как тут. Давай помогу.

Михаил хотел спрятать самогон и одну бутылку водки, чтобы потом ими расплачиваться со Славой за ремонт, но тот сам снял с мокрого ходока тяжелую ношу. Пока юноша пытался дрожащими руками стянуть с себя сырую одежду, гость начал рыться у него в рюкзаке, что-то бормоча себе под нос.

– Чтобы не простудиться, тебе непременно надо выпить, причем именно самогона. У Вали он особенный, мобилизует внутренние ресурсы, так сказать. Даже не мобилизует, а мобивылизывает.

Михаил был не в состоянии оценить юмор. Он даже возразить что-либо не мог. Зуб на зуб не попадал, надо было согреться любым способом.

Пока новые друзья пили, как оказалось, очень недурственный самогон, в основном вещал Слава. Он почти слово в слово повторял вчерашние истории, видимо, других у него просто не было. Когда внутреннее тепло от алкоголя немного позволило Михаилу расслабиться, он смог сформулировать вопросы, ответы на которые его сейчас больше всего интересовали. Из сбивчивых Славиных речей, а он имел привычку перепрыгивать с темы на тему, кое-что ему все же удалось выяснить.

Естественно, осмотра дома и оценки ремонтных работ этот болтун не делал. Питьевую воду Борис безвозмездно раздает желающим, и для этого он вывел на улицу со своего участка кран, к которому подходит вода из его личной скважины. У Славы с продавщицей Валентиной роман. Кроме того, по мнению Славы, в самогон тетя Валя добавляет афродизиак.

– Не понял, так зачем мы его сейчас пьем? – удивился Михаил.

– Да это лучший самогон, который я когда-либо пробовал, я не могу без него! Когда я просто воды хочу выпить или поесть чего-нибудь, то у меня откуда-то из глубины души рождается вкус этого божественного напитка во рту, и ничего другого уже не хочется.

– Ну, это просто алкоголизм.

– Нет, это любовь!

– К Валентине?

– Нет, для этого она в самогон траву добавляет. Люблю я самогон, а когда его выпью, то люблю Валентину. Она этим и пользуется. Я не могу без самогона, а Валентина не может без меня.

Михаил вспомнил, как продавщица погладила его по ягодице. Он подумал, что, пожалуй, она-то без Славы не пропадет. С такой-то внешностью, с таким голосом. Он почти заново ощутил ее прикосновение. Вновь почувствовал ее горячее дыхание на затылке. Ему захотелось, чтобы Валентина прикоснулась к нему снова, а он бы с удовольствием погладил ее. Ну, или хотя бы провел пальцем по ее щеке, потом нежно дотронуться языком до шеи, потом… Он понял, что это подействовал афродизиак. Он тупо посмотрел на Славу, который что-то объяснял, извиваясь и жестикулируя, при этом выделывал языком какие-то неприличные движения, как собака.

Остро захотелось выпить, даже напиться, потому что вкус самогона приятно горел во рту, а фантазии, связанные с внезапно нахлынувшим сексуальным возбуждением, занимали все мысли. Даже не очень приятный Слава, сидящий напротив, не вызывал более отвращения. Хотя было бы гораздо лучше, если это оказалась Валентина. Наверное, чтобы избавиться от этого наваждения, кроме того, как напиться – другого средства не было.

Неожиданно для себя Михаил сказал:

– Стой, у вас бабы в деревне есть?

– Нет, но устроить можем! – Слава хитро прищурился. – Телефон свой давай. Сейчас позвоним!

Молодой человек полез в карман, телефона не было, проверил мокрый рюкзак, там тоже было пусто. Видимо, уронил по дороге, когда бежал под дождем, или в доме, пока переодевался.

Они принялись со Славой ползать по дому в поисках телефона, но нашли только лужу в углу, которая натекла из-под развалившейся кровли.

– Обойдемся без телефона, – сказал Слава, разливая очередную порцию. – Пошли к Марату, бери водку, самогон оставь нам на утро.

Михаил даже не спросил, зачем надо куда-то идти, так как, кроме похоти, проснулся еще и авантюризм. Он нашел сухие дедовские калоши. Чертыхаясь и промахиваясь мимо рукавов куртки, он оделся. Весело пошатываясь, они со Славой вышли в вечерний сумрак искать себе приключений.

Дом Марата находился в противоположной от Славиного дома стороне, на той же единственной улице. Смачно чавкая по грязи, друзья прошли мимо пустых домов. С крыши одного из них бесшумно вспорхнула и набрала высоту большая птица. Расправив крылья в свободном парении, она сделала круг над деревней и улетела прочь.

Обходя свежие лужи, пьяные товарищи подошли к дому на окраине деревни. Калитка, ведущая во двор, была открыта. Дом стоял темный и, по ощущениям, пустой. Слава стал стучать в дверь и звать Марата дурным пьяным голосом. Никакой реакции не было. Через какое-то время Слава дернул рукав Михаила и потащил молодого человека с собой за угол дома. Там под окном стояла лавка, на которую хромоногий проводник взобрался и уверенным движением толкнул створки окна. Со скрежетом и звоном разбивающегося стекла они открылись внутрь.

Слава, матерясь, полез в образовавшийся проем. Он упал, перелезая через окно, и загремел чем-то в комнате, после чего мат затих. Наступила тишина.

Михаил стоял под окном, лезть внутрь не хотелось, всякие желания пропали, кроме одного – забраться под теплое одеяло и заснуть. Он вспомнил, что почти не спал прошлую ночь. Сумерки стремительно превращались в холодную пасмурную августовскую темень. Михаил огляделся. Силуэты брошенных домов, казалось, стали больше. Они не сливались с темнотой, а стали пятнами тьмы, черными дырами в небольшом пространстве деревни. Он подумал, что, наверное, если посмотреть сверху, то эти отдельные темные пятна сливаются в одну большую черную кляксу, и это неправильное образование на фоне полей и лесов, этот дефект, искривляя пространство, затягивает в себя окружающий ландшафт. Даже тусклые блики угасающих звезд уже никогда не отразятся от его матовой поверхности, навсегда сгинут, притянутые неведомой темной силой.

Он развернулся и побрел домой. Дожидаться Славу не хотелось, было непонятно, чем он там занят. Действие алкоголя улетучилось, и апатия полностью овладела сознанием Михаила. Войдя в дом, он с отвращением посмотрел на загаженный стол. На столе лежала утренняя скорлупа яиц, валялись пустая бутылка водки с прошлого вечера и банки консервов с чем-то засохшим в них. Над всем этим, как колокольня над сожженным кремлем, возвышалась початая литровка самогона. Михаил, не раздеваясь, лег на топчан на кухне и закрыл глаза.

Только сон попытался овладеть телом Михаила, как в дверь громко постучали, и испуганный голос Славы сказал: «Открывай быстрее, Марат повесился».