Марина Бирюкова - Фамабрика. Гламурная антиутопия

– Не расстраивайся, – вдруг услышал я приятный тонкий голос.

Оглянувшись, я увидел белобрысого юношу в мятой тунике и с розой на плече, что стоял во дворе рядом со мной.

– Они всё равно их не читают, – прошептал он, – вот увидишь, тебя допустят к кастингу.

Не скрою, мне было приятно это слышать. Я поднял листы, протянул их служителю Фамабрики и улыбнулся белобрысому юноше.

– Меня зовут Телеф, – прошептал он, – я поэт.

Поэт! Бедняга, это ещё более дурацкое занятие, чем хранитель виртуального музея. Я почувствовал нечто вроде жалости к новому другу.

– И что же ты сочиняешь? – спросил я из вежливости.

– Вот, послушай.

С пятью клонами повозилась за ночь,

А всё равно – прелестница.

Гордо шествует, не спотыкается

Пленительная

Веста.

Я пугливо оглянулся. Какая непристойность! Но смешно! Кто не знает, что Веста… Я громко рассмеялся, испугав сидевшую напротив женщину в прозрачном трико и с рыболовной сетью на голове. Бедняжка явно не имела и доли тех возможностей, что были у Весты, чтобы соорудить более-менее приличный гардероб. С рыболовной сетью фамы не добьёшься, подумал я, но тут же одёрнул себя. Сам-то… Я был одет в оранжевые джинсы (бренд конца прошлого миллениума, Китай) и толстую меховую безрукавку неопределённой эпохи на голом теле. За спиной болтался защитного цвета армейский рюкзак того же периода, что и джинсы. На ногах – бирюзовые пляжные тапки Фебы. Ободрённый моим дурацким смехом, Телеф лукаво улыбнулся и опять начал:

Лукреций блистательный

Срочно

Требует перевоплощенья.

По нелепой случайности

Кастратом

Стал:

В ретранслятор влюбился до самозабвения

И ошибся отверстием

Во время

Совокупленья…

– Молчи, молчи! – зашипел я злобно.

Нет, это уж слишком. Да что он возомнил себе! Телеф замолчал, смущенно глядя на меня. «Не донесёшь?», как бы спрашивал его взгляд. Тем временем служители фамы уже приглашали всех пройти в зал для испытаний. Как и говорил Телеф, никто не вылетел после подачи анкет. Обернувшись, я едва заметно подмигнул ему. Он сразу понял, и на его простодушном лице расцвела благодарная улыбка.

В окружении десятка телекамер опять появилась Веста пленительная. Поистине, как остроумно заметил Телеф, она не спотыкалась. Подобрав лиловый подол, так что близсидящие могли лицезреть край очаровательных трусиков из трансгенной рыбьей чешуи, Веста юлой подкатилась к наиэффектнейшей по отношению к камерам точке и с приятной хрипотцой объявила задание первого конкурса:

– Кто сделает самый экстравагантный жест?

Сразу нашлось несколько ретивых участников обоего пола, желавших повалить Весту на пол и стащить с неё трусики, но эти попытки были немилосердно пресечены служителями Фамабрики, разогнавшими нечестивцев тяжёлыми цепями. Приятно разрумянившаяся Веста, оправивши подол, поспешила оголить в ближайшую камеру грудь.

– Сука! – послышалось обсценное из маленькой, злобной толпы уводимых служителями неудачников, спровоцированных прелестями Весты. Затем – пара хлёстких ударов цепями и визгливые крики не выдержавших кастинг.

Никто из оставшихся в зале не решался начать первым, пока к Весте не подошёл, растолкав острыми локтями соседей, нахальный юноша в смокинге и с бананом в петлице. Низко поклонившись Весте, он рванул себя за ворот белоснежной манишки, в свою очередь оголив грудь, бледную как у покойника. Все выжидательно молчали. Пожав плечами, как бы в раздумье, смазливый нахал неожиданно выхватил опасную бритву и бросился к стоящему в первом ряду полуобнажённому толстяку, единственным предметом одежды которого были бесформенные белые рейтузы бренда неизвестно какого года. Схватив толстое запястье, зловредный нахал полоснул по нему бритвой, пустив яркий фонтанчик крови. Обмакнув в кровь угол белоснежного платка, негодяй отпустил толстяка, от изумления и боли грохнувшегося в беспамятстве на пол, и опять подскочил к Весте, – надо отдать ему должное, с редкой ловкостью угадывая выгодный ракурс по отношению к камерам. Театрально выпятив бледнокожую грудь, он окровавленным платком начертал на ней имя «Веста» и застыл в комическом полупоклоне. Все замерли в ожидании неминуемого наказания. Веста, капризно надув золотые губки, раскачивалась на одном каблуке, с видимым недоумением созерцая кровавую надпись. Ещё секунда, и она… радостно захлопала в ладоши, выказывая одобрение торжествующему нахалу. Истекающего кровью толстяка в рейтузах уводили служители.

Надо сказать, что во время экстравагантных жестов других испытуемых никто не пострадал, хотя они были разнообразны и в разной степени отвратительны. К своему стыду должен сказать, что я облизал подошвы апельсиновых туфель Весты, вызвав её смех, а Телеф очень натурально изобразил труп, оживший от прикосновения пленительной к его тунике. Увядшая женщина с рыболовной сетью на голове исполнила на столе марсианский танец, суть которого, как известно, состоит в неестественном искривлении всех возможных частей тела. При этом в её туловище что-то неприятно хрустнуло, и так и не в силах распрямиться, в сложенном виде, она была вынесена из зала помощниками Весты. После того, как отсеялся последний участник, самонадеянно плюнувший в объектив телекамеры, нас осталось десять. Вот эти счастливцы и должны были прийти завтра на решающие, последние испытания для отбора в шоу «Ляпсус мемориэ».

…смотрите на меня! Мы находимся в Фельдмаршальском зале, открывающем Большую парадную анфиладу. Ранее в нишах находились изображения русских фельдмаршалов. В декоре люстр – воинские символы – а…а…арматуры. Вы, наверное, заметили, что отделка этого а… зала значительно отличается от декора Главной лестницы. Это другой стиль – классицизм, апеллирующий к искусству античности. Обратите внимание, как четко акцентированы входы, как соразмерно друг другу… Ой! Сейчас же отлепи жвачку! Где его мать? Мать!!! Наверху лепнина имитируется гризайльной росписью, это монохромная, то есть сочетающая всего два цвета роспись… Мать! Да, это имитация. Что такое имитация? Подделка? Фальшивка? Имитация! Стены отделаны искусственным, матово отполированным мрамором… Фальшивка? Фуфло? Имитация!!! Это ваш ребенок? Да, искусственным! Работа архитектора Стасова! Дело в том, что в 1837 году именно между этим залом и соседним Петровским возник пожар, за 33 часа полностью уничтоживший всю отделку Зимнего… Стасов и другие архитекторы в рекордные сроки восстановили… Да, вот такой пожар. Ужас, да. Кошмар. Безобразие. Свинство. Искра попала в дымоход. Уроды, да. Вы, наверное, обратили внимание на карету. В ней присутствует тот же барочный эффект, что и в лестнице… барокко… разнообразие красок и форм…