Сергей Кейм - Антиутопия господина Шивина

Бледная, белая, залитая лучами восходящего солнца, стена. Поворот головы на девяносто градусов и в результате белый, бледный, обшарпанный потолок. Лень белить, лень вставать с кровати. За грязным, покрытым чёрной пылью окном, нервные гудки, постепенно нарастающие содрогание тишины и свирепое рычание моторов – железных сердец бездушных машин. Жизнь в колесе, постоянная необходимость прогнуться и всё внимание на стрелки часов.

Без четверти восемь. Снова опаздываю. И если вопрос «Куда?», отчасти ясен, то вопрос «Зачем?», зацепился за горло, как рыболовный крючок, вопросительным знаком. Закрыть глаза вновь, снова заснуть? Какая разница… Всё это один и тот же сон. Брожение сознания по зыбким тротуарам, им же созданных улиц. Где лица пешеходов несущихся, пусть даже и в одном направлении, впредь поблекнут со временем, рано или поздно, встретив конец на одном из перекрёстков существования, того последнего, что в последствии тоже придётся забыть.

Ритм, метр и темп обусловлены инстинктами. Никакой импровизации, траурный марш. Мир, ясность, естьность, отсутствие мыслей, осознанность в высшем ознаменовании, глубина, спонтанная, творящая тишина, отсутствие смысла и, как коннотация жизни, сама жизнь – выдумка, сказка, извращённое желание больного интеллекта, ересь. Поэтому ничего более не остаётся, как вздёрнуться, потом ещё раз вздёрнуться, сбросить одеяло, продрогнуть, зевнуть, встать с кровати и шагнуть в темноту ванной комнаты. Включить воду, влиться в струю, добавить жару, очистить душу журчанием. Далее, стиснув зубы давить на живое, из стороны в сторону, блюсти чистоту ротовой полости. Потом чёрный кофе, разбавленной каплей белого молока, утренний Янь в Инь без сахара под тление первой сигареты. Затем одежда, надёжное прикрытие голой правды. Ремешок потуже, вокруг шеи шарф, шапка, полное отсутствие шарма и поникший куда-то в чёрные старые туфли взгляд.

Снаружи ноябрь, деревья отдают последнюю дань осени, сбрасывая золото на холодную, промокшую землю. Томная изморозь, пронизывающий ветер, студящая кровь, проникающая глубоко внутрь, коварная влажность, мысли о снеге и отражённом в нем солнце. Мысли о том, что всё это уже было, и о том, есть ли конец этой мысли. Есть ли апофеоз у осени, бывает ли последний ноябрь, и сколько времён года ещё должны сменить друг друга, чтоб в сердце наконец наступила весна. А, впрочем, всё это тоже чушь, так, ментальная квёлость.

Вот уже пять лет на посту, во имя здравого смысла, во имя чистоты вод, вен и артерий земли, рек полноводных, текущим по телу планеты. Сразу после университета, полный энтузиазма, сильно не раздумывая о освободившейся тогда вакансии общественного инспектора в одной из технически развивающихся сибирских провинций, переехал, сменив тем самым полностью столичное место жительства. Вначале было интересно и познавательно, полно разных значений и не особо замысловато. Многое, как мне тогда казалось, зависело только от меня одного и было вполне по силам. Пускай, что остальные отсутствуют или потеряли веру, делают работу механически, в пользу лени или ещё более важных обстоятельств. Заводят детей, планируют жизнь иначе, просто пытаются выжить, живут, как полагается или думают только о том, что зимой не смогут завести машину. Конечно, никого не хотелось бы винить, но просто по мне, такое существование было слишком слабо для того, чтобы зацепиться за ветку мудрого и могучего дерева жизни. Для того, чтобы самому пустить корни в почву бессмертного бытия, стать стержнем в истории человечества, чем-то основательным для примера, где воля берет своё, объединяясь с верой и любовью к созидательной активности, начало. Где труд и надежда на лучшее служат поколениям на пути гармонизации природы и общества, эволюции тела и сознания, осознание осознания, разумной осмысленности в спонтанном проявлении спланированной творцом реальности. Поэтому старался сам особенно зряче подходить к делу, принимал всё, как есть и не задавал при этом лишних вопросов. Думал, мол, бери пример с себя и не говори лишнего, не причитай, делай. Поступками ограничь мышление, побудись к действию и не серчай на мир. Скажи миру да, будь внимателен, не разворачивай это «да» в другую сторону, не превращай жизнь в «ад». Будь открыт, искренен, лоялен, дыши полной грудью с животом морозную сибирскую прану, не откладывай, не проклинай, работай, цени условия, в которых оказался, лови момент и просто наслаждайся своим никчёмным существованием. Посмотри-ка, думал, у тебя же уже всё есть, съёмная квартира от города, красивая, одинокая соседка на одной лестничной площадке, лес за окном, мёртвая морозная тишина улиц, ночной ларёк неподалеку, отдаленность и покой. Один месяц лета, зимой всегда холодно. Совершенное, экстремальное, неограниченное пространство для творчества, для горячего сердца, творящего, согревающего и пробуждающего окружающих постоянной внутренней весной.

Но так не прошло и две есени, где будень за буднем, сменив друг друга семь раз родили седмицу, а через четыре недели отчёт пошел на месяцы, потом через год я начал наблюдать, что нет никакого смысла в моей экологической защитной деятельности, что есть бизнес, и ему всё равно на природную чистоту в её изначальной девственности, даже если и есть за это ответственные, им просто на это плевать. На природу там, на здоровье население, на целые поколения. Конечно, вдох и выдох для них также происходят автоматически, только их лёгкие не подвержены неестественным загрязнениям, потому что отдаленность их обонятельных органов чувств находится в значительной дальности отсюда, чисто физически, и нет поэтому никаких чувств по поводу негармоничного развития личности, организма, и физиологически они не страдают от постоянного принятия растворенной в воздухе химической грязи. Такие люди не смотрят на чистоту пресных рек, не пьют из них воду, такие люди закрыли глаза, заткнули уши и держат руки открытыми, а в них текут деньги рекой, на которые можно купить всё, что угодно, легко заставить замолчать таких как я, со своими проектами и докладами, жалобами и мольбами, таких как я, беспокойных, не смирившихся с истиной – что нет никакого здравого смысла, что нет никакой совести в мыслях у людей, для которых всё, кроме себя, своих интересов и ближайшего окружения, не имеет абсолютно никакого значения.

В таком исходе, в будничном нагнетающем противостоянии, не сразу, но постепенно, все мои чистые помыслы покрылись угарным брыдом от бесполезного пыхтения. Мысли мои были полны горечи, обид и огорчений. И впоследствии я стал просто недолюбливать, позже появилась тихая ненависть, затем начал чувствовать отвращение и открыто проклинать чёрное, пыхтящее гарью, металлургическое наследие страны.