Олег Беляев - Товарищу Сталину

Каждая фраза, каждое слово молотом вгоняло мужика в пол, словно желая забить его полностью, целиком, оставив на поверхности лишь лохматую нечесаную голову.

– Прошу прощения, – выдавил из себя Шмаковский, в голосе которого слышались жалобные нотки. – Прошу прощеньица, сами мы виноваты, вы правильно подметили, сами…

Видя покорность, с которой мужик принял обвинения в свой адрес, Егор сбавил давление, переводя дух.

– Я думаю, вопрос нужно решить следующим образом, – заговорил Нагорный, молча наблюдающий за происходящим. – Как правильно заметил товарищ Правдин, вина лежит на вас самих. А раз так, то ваши проблемы должны решать ни мы, военные, ни другие государственные власти, а вы сами. Сами напортачили, сами и разбирайтесь, кто не дотушил, кто не доглядел. Думаю, найдете виновных, – уточнил старший командир.

– Согласен, согласен. Найдем всенепременно, найдем, – закивал головой Шмаковский, он готов был согласиться со всем на свете, лишь бы скорей закончилась эта страшная казнь.

– Ваше согласие, это еще не все, – продолжал Нагорный, – вы должны написать письмо в главный надел, куда вы свою кляузу направили, с разъяснением, что ни к военным, ни к гражданским властям у вас претензий нет. Мол, сами, по своей оплошности погорели. И непременно укажите виновника или группу лиц, причастных к пожару. Письмо мне передадите, в главный надел я его сам переправлю, три дня вам даю сроку. Хватит времени разобраться?

– Хватит, – закивал обрадованный проситель, предчувствуя скорое окончание экзекуции. – Еще и останется, – уточнил он.

– Еще есть просьбы, проблемы, которые необходимо решить?

– Какие там у нас могут быть еще проблемы? Теперь все у нас хорошо…, тепериче все нам понятно… Письмо справим, виновных отыщем, все в точности, как вы велели!

Адъютант проводил Шмаковского за дверь, выйдя вместе с ним.

– Товарищ Нагорный, – обратился Егор, – я не могу понять, что творится на белом свете? Какой у нас близорукий народ, какое неблагодарное темное наследие нам досталось. Дальше собственного носа ничего не видят и даже не стараются осознать масштаба происходящего. Разве они не понимают, какие великие у нас замыслы, какое грандиозное государство мы строим! Как можно ставить на этом великом пути свой бедный скарб и соломенную крышу? Мы, невзирая на трудности и опасность, не щадя своих сил и жизней, боремся за их счастье. И такая благодарность?

Весь вид Правдина говорил о том, что он абсолютно искренен, без всяких задних мыслей.

– А ты что думаешь, Егор? – Положив руку по-отцовски на плечо Правдина, произнес Нагорный. – Осознание счастья им само в голову придет? Нет! Я уверен, что сей факт счастливой жизни, им нужно вбить в самую глубину мозгов, чтобы они это почувствовали всеми своими потрохами. И сделать это нужно раз и навсегда. Вот такое у нас с тобой историческое предназначение!!!

Шмаковский, не помня себя, выскочил из штаба. Добежав до проулка, пересек улицу и, не замечая своих спутников, ожидавших его, кинулся в парк. Некогда ухоженный, с тенистыми аллеями и изящными скамейками, сейчас же совершенно запущенный, парк служил убежищем для домашних животных от знойного солнца и ненастья. Вот туда и направился Михаил, не обращая внимания на возгласы и вопросы своих товарищей. Терпеть больше не было сил, и, пристроившись за кустами цветущей акации, он разом дал ответ на все вопросы вырвавшимися из него переживаниями. Он глубоко вздохнул, получив облегчение, а затем икнул с необычайной силой. Видать тот, кто вспомнил, не слишком ласково о нем отзывался. Выйдя из-за спасительных кустов, Михаил подошел к спутникам и, не желая говорить, сел на телегу.

– Ну что, помогут нам, обещали? – Спросил один из двух мужиков, с нетерпением ожидавших просителя.

В ответ Шмаковский молчал, словно не слыша вопроса, стараясь хоть как- то справиться со стрессом.

– Михаил, чего молчишь? Отвечай, помогут? – Не унимался, человек, тряся молчуна за плечи.

Вдруг Михаил, словно очнувшись, сверкнул глазами из-под длинных волос и уставился на приятеля.

– А ведь это ты, Клавдий, просмотрел тлеющую головешку, из-за тебя погорели мы, – уверенный в своей правоте заявил Шмаковский.

– Ты что, Мишаня, опомнись, не я дома поджигал, я их тушил! Мы вместе с тобой всем селом тушили. – Пораженный нелепым обвинением оправдывался Клавдий.

– А может и не ты письмо надоумил написать? Говорил, пострадали от власти, пусть она возместит наши потери, добьемся справедливости. Добились, на свою голову. Нужно было как всегда сидеть да помалкивать. Выкрутились бы как-нибудь, не впервой. А теперь…, – его голос задрожал, и глаза с красными ободками тревоги налились слезами.

– Ты можешь объяснить, что случилось? – Не понимая, вопрошал потрясенный Клавдий.

– А щас объясню, ох как объясню, а ну слезай с телеги! – Грозным голосом приказал он.

Клавдий Кривой слез, как и было велено, а Михаил со злости стеганул лошадь, которая, не ожидая такого поворота, рванула что было сил и понеслась. Шмаковский свалился в телегу и, не поднимаясь, запрокинув голову назад, в сторону остающимся товарищам, закричал:

– Это ты, Клавдий, виноват, во всем виноват, и ты Гришка тоже…

Он еще что-то кричал, но уносившая все дальше повозка тянула за собой и слова, оставляя позади двух человек, ничего не понимающих, но виноватых во всех земных бедах.

Спустя неполные сутки, погорельцы «Красного зубила» уже настрочили доносы, обвиняя друг друга во всех смертных грехах. Это занятие так захлестнуло жалобщиков, что они забыли о причине конфликта. Они вспомнили все неблаговидные поступки каждого селянина за прожитую жизнь, а покончив с прошлым, пускались в фантазии о будущем, пугая власть предположениями о гнусных замыслах своих соседей.

Надо сказать, спасибо советской власти за повальное умение людей хоть коряво, но все же излагать свои подозрения и жалобы на бумаге. Умение граждан писать доносы советская власть поставит себе в заслугу, как одно из важнейших своих достижений, назвав это всеобщей грамотностью. Сознательно умалчивая, что умения писать, читать и даже считать не являются грамотностью – это всего лишь навык писать, читать и считать. Грамотность – это умение самостоятельно думать, мыслить, отстаивать свое мнение, не соглашаться с подлостью и не множить ее самому. Ученики были достойны своих учителей, но даже наставники устали от потока обвинений и грязи, выливаемой сельчанами друг на друга, а потому сильное государство решило проблему разом. Всех погорельцев «Красного зубила», а также тех, кто уцелел от огня, да вдобавок жителей нескольких окрестных хуторов они, надо сказать, давно не нравились властям, поэтому их погрузили в вагоны и отправили в бескрайние казахские степи.