Олег Беляев - Товарищу Сталину

В живых оставили одного Григория, избитого и униженного, его везли в штаб, как самый желанный трофей. Всем остальным жителям было приказано явиться в фильтрационный лагерь у балки Большая Лытьва, тех же, кто ослушается, ждала гуманная государственная смерть.

Столкнувшись с таким масштабным неповиновением, государство вначале запаниковало, но, немного сломив сопротивление, свалилась в банальную месть. Никого не интересовали законность и порядок, в пылу брызгослюнства произнесенная фраза «уничтожить всех» выполнялась безукоризненно и с рвением. Затем наступил новый этап, несколько остыв, высшее руководство страны осознало, что этот бунт – подарок небес. Именно здесь и сейчас можно было разработать, и обкатать всевозможные формы подавления, контроля, недопущения и всего того, что необходимо государству, захватившему в заложники страну. Нужно было разработать методы предотвращения подобного в будущем, а если и возникнет похожая ситуация, понять, как эффективно решить ее в кратчайшие сроки.

Идея фильтрационных лагерей была воспринята на ура, более беззащитным и безопасным человек не может быть больше, чем за колючей проволокой и под дулом винтовки. Десятки и сотни человеческих ручейков потекли в такие лагеря, обессиленные голодом, морально истощенные и униженные, они шли к местам своей смерти. Правда можно было умереть в своих домах, не подчинившись приказу, но у каждого из них была надежда, маленькая, крохотная, как инфузория-туфелька, но все же была… Возможности выйти за границы надела не было, огражденный колючей проволокой и укрепленный штыками, он была не преодолим. Да к тому же в наделах, граничащих с Бовским, огромная армия замполитов, людей комитета безопасности власти, промывала мозги, рассказывая, что весь соседский надел заражен неизвестной смертельной болезнью, которую распространил провокатор и немецкий шпион Совельчук. Бесконечные политзанятия, тревоги, учения в противогазах и без – все это делало свое дело. Даже сомневающиеся люди начали верить в эту чушь, не говоря о тех, кто никогда не задумывался и жил по принципу: моя хата с краю. Почему тот, у кого хата с краю, не боится волков в человеческом обличии? Именно с вас и ваших детей начнут они свои санитарные вырубки. Ведь именно ваша хата с краю!

Всегда слушайте власть и не сомневайтесь в ее словах, сказали, надел заразили, значит заразили, сказали, что виноват в этом Совельчук, значит так и есть. А если скажут, что это сделали оборотни или злобные карлики – никаких возражений. Лишь бы не додуматься до того, за что можно получить по морде. Так спокойнее, мы – люди маленькие, от нас ничего не зависит. Свыкались с мыслью и те, у которых в зараженном наделе были родственники, друзья и знакомые. Такие люди были выявлены с помощью многочисленных анкет и объяснительных. А затем эти люди стали исчезать в неизвестном направлении целыми семьями, улицами, деревнями. Никто не строил никаких предположений: ни соседи, ни сослуживцы, раз исчез человек, значит, так надо, а может этого человека и не было вовсе? Ведь и такое бывает. Правда? Не для того мы революцию вершили, и государство сильное строили, чтобы вопросы глупые задавать. И «Великая Правда» и сотни, тысячи других газет, включая заводские многотиражки, пестрели заголовками «Уничтожить заразу», «Сломать хребет врагу», «Замочить в уборной», «Стереть с лица земли», « Выковырять из канализации». И никаких сожалений, потому что болезнь все равно неизлечимая. А где-то там, рискуя своими жизнями, ради твоего спокойствия и счастья, трудятся преданные сыны Отчизны. Нам не нужно стоять в сторонке, хотя бы морально нужно поддержать героев, мы должны словесной плетью нещадно засечь врага до смерти. Любая газета открыта для твоих мыслей, государство гордится своими защитниками, и первые полосы главных газет величайшей страны, таких как «Чистая Правда» и «Великая Правда» отдана тебе…

«Мавр сделал свое дело, Мавр может уходить», – думал Егор о наведенном порядке в Бовском наделе. Сопротивление бандитов сломлено окончательно, главарь убит, ближайшие подельники расстреляны и перевешаны. Сострадающее население практически все уничтожено, ранние морозы сковывали тысячи трупов, лежащих по балкам и низинам вдоль дорог, по которым люди метались, стараясь вырваться из этого ада. Ну а кто уцелел, до весны не доживет, как бы ни старался, созревший урожай был уничтожен еще на полях, это мудрое решение властей было выполнено как обычно с огромным усердием. Все складывалось как нельзя лучше, отмеченный еще двумя боевыми наградами и бесконечным количеством благодарностей, Егор почувствовал свою полезность и значимость. Теперь его отряд был направлен родной надел, где и должен был получить новое задание. Возвращаться домой можно было не откладывая, опасности бандитских нападений практически не было, ни в Бовском наделе, ни в других, считавшихся до этого более благополучными. Но не смотря на такое спокойствие, Скоробогатовский урок, оставшийся на лице, не требовал повторения, и Егор, как всегда, прорабатывал обратный путь. Маршрут возвращения по какой-то причине немного изменился, хотя никаких предпосылок для этого изначально не было. Выдвигаться решено было как обычно, утром.

Замерзшая земля была покрыта изморосью, и копыта лошадей немного разъезжались, вызывая их недовольство громким фырканьем. Настроение у всех было приподнятое от хорошо сделанной работы и возвращения домой. Отряд Правдина за все время не потерял ни одного человека, за исключением Сопчука, да хотя какой Сопчук человек, так, сработанный материал, не место таким в будущей жизни! А она настанет, непременно настанет, еще год, другой и очистится земля от ненужного человеческого мусора, чтобы дать простор настоящим, правильным людям, как вот эти преданные делу бойцы.

Так думал Егор и его размышления были искренними, без двойного дна. Бойцы, словно проникнувшись мыслями командира, затянули песню, сильную и мощную, наполняющую смыслом их жизнь. Егору песня показалась знакомой, но он никак не мог ее вспомнить, и все ж строчка о верной жене, ждущей своего солдата, разбудила его сердце, заставив губы потянуться в счастливой улыбке. Вспомнив своих родных, прошлых и настоящих, свою любимицу Машеньку. Тут же опомнившись, он подстегнул лошадь, чтобы никто из бойцов не смог увидеть слабость на его лице, ведь он командир, гроза врагов, товарищ Паленый, с угрожающим шрамом, строитель светлой жизни.

Почти неделю двигались по Бовскому наделу, пересекая его с северо-востока на юго-запад, картина, увиденная не военными, а почти мирными глазами, несколько портила настроение, земля была мертвой в полном смысле этого слова. За все время пути они не встретили ни единого живого человека, а вот трупов было предостаточно, в основном женщины, дети и старики. Исхудавшие тела, в тряпье, меньше всего походившее на одежду, встречались по одиночке и группами в местах, где их настигла смерть. К оврагам и низинам старались не подъезжать вовсе, обходя их стороной, не очень хотелось видеть результаты своего праведного труда, хоть и очень ими гордились, считая себя героями. Егор, как и прежде, считал подобную жестокость необходимостью, так нужно, так правильно. Только думал, что убрать и захоронить всех нужно поскорей, чтобы не портили настроение, и почему это не делают срочно непонятно, когда закопают, будет лучше, в первую очередь хотя бы для того, чтобы избежать эпидемии. Еще хлеб зачем спалили, собрали бы урожай, все ж больше пользы было. А впрочем, не моя это забота, я свой приказ выполнил, награды тому подтверждение, а там хоть…