Олег Беляев - Товарищу Сталину

Что за чудеса? Удивился Егор открывшейся картине: крепкий, добротный дом словно появился из воздуха, умело спрятанный между двумя полуостровами ельника, он казался пристанищем чудо-богатыря. Весь отряд остановился, любуясь избой с ее мирными, повседневными заботами. Среди бойцов послышались вздохи от воспоминаний о мирной жизни, многим из них хотелось жить вот так, тихо, без подвигов. Казалось, еще немного, и сорвут они лошадей с места в галоп, и помчатся до своих родных деревень, и будут скакать без отдыха и сна, чтобы расцеловать своих жен и детей. И больше никогда не ходить на войну. Егор подал команду двигаться дальше, возглавляя отряд, он, как и прежде, намеревался окунуться в свои приятные размышления. Но Борщев не дал ему такой возможности:

– Товарищ командир, разрешите?

– Говори.

– Товарищ командир, может сделаем привал, в баньке погреемся да заночуем, засветло до следующей деревни не поспеем.

Егор, привыкший принимать решения мгновенно и самостоятельно, сейчас колебался. Струящийся дымок из баньки приятно пощипывал нос, воскрешая в памяти запах распаренных веников, вбивающих жар в тело, придавая ему бодрость и здоровье.

– Хорошо, – ответил командир, разворачивая лошадь в сторону хутора.

Посмотрев на Правдина, бойцы расслабились, словно была дана команда «вольно», переговариваясь между собой, они сломали строй, скучившись у самой ограды. Во дворе между хатой и баней ближе к домашнему крыльцу стоял мужик, опершись на вилы. Он с опаской смотрел на солдат, предчувствуя неладное.

– Чего стоишь? Отворяй ворота, – приказал мужику Борщев, остальные бойцы довольно зашумели, приветствуя требования заместителя командира.

– А я гостей не жду, – твердым голосом ответил мужик.

Отряд как улей дружным гулом выразил недовольство.

– А кто тебе сказал, что мы гости? – Взял инициативу в свои руки Егор, видя, что их план проваливается, поэтому требует вмешательства. – В этой стране все – наше, все – народное, – продолжил он, указывая на красную звезду на папахе.

– Что-то я вас в помощниках не видел, когда зарабатывал горб, строя свой дом и как сорокожильный обрабатывал целинную землю, – все также без малейшего испуга отвечал мужик.

– Горбатого могила исправит, – встрял Коляскин, спрыгнув с лошади и самовольно отворяя ворота, сбитые из жердин.

Правдин снисходительно посмотрел на Коляскина, влезшего в разговор, как на верного пса, мол, тявкай, шестерка, работа у тебя такая. Увидев одобрение и поддержку в глазах Егора, Коляскин запаносил шутками, прибаутками в адрес хозяев, кулаков и прочих контрреволюционных и антисоветских элементов. Бойцы гоготали довольные, наслаждаясь своей наглостью и превосходством перед беззащитным мужиком. Они привязали лошадей к жердям и разбежались по двору, как тараканы, кто-то заглянул в баню, кто-то на сеновал, несколько человек, встав за баню, стали справлять малую нужду, а Чайников, чуть не обделавшись, сел тут же выпускать стаи голубей на потеху товарищам. «А кабы они узнали о своих полосатых тряпках, – думал он, – вмиг бы перестали гоготать.»

– У нас для этих дел отхожее место имеется, – заметил хозяин.

– А для нас все вокруг – отхожее место, – парировал отрядный острослов Коляскин, бойцы поддерживающе заулюлюкали и засвистели.

Правдину было необходимо одернуть, не допускать подобного поведения своих подчиненных, поскольку это разлагало дисциплину. Но перед ним был хозяин, каких ненавидели яростно, истребляли без сомнений и сожалений. А окрик мог расцениваться как защита врага. Так что, сколько таких хозяев было и будет, на всех сердца не хватит, пусть потешаются.

– Лошадей накормить, бойцов помыть и расквартировать, – распорядился Борщев, обращаясь к хозяину хутора.

– Лошадей кормить нечем, своя бы скотина не окочурилась до весны от голода. А солдаты пущай моются и на сеновал, а в дом не входить, там моя семья.

– Твоя скотина сдохнет раньше весны, если будешь вести кулацкие речи, здесь твоего ничего нет, – отрезал Борщев. – Здесь все народное.

Ну, что за глупый мужик, хозяин нашелся, хочешь жить бегай, суетись, спинку потри, сальца нарежь, самогоном опои гонителей своих, жену с детьми на сеновал, а этих в красный угол и молись до скончания века. Зато жив. Что, гордость? Кто хозяин? Ты построил, вспахал, собрал? А они – власть, что, нечем бить? Вот, болван, упрямится еще…

Егор встал в нескольких шагах от мужика, сбоку внимательно его разглядывая. На вид ему было немногим за сорок, крепкая фигура выдавала в нем физически сильного человека, лохматая голова и такая же борода могли причислить его к староверам или старообрядцам. Узкие, зыркающие глаза горели огнем от злости.

«Вот как бывает неправильно, – рассуждал Егор, – что это за человек, откуда у него столько ненависти к нам, встретил бы дружелюбно, и у нас никаких претензий не было бы, а так… – «Я вас не ждал, лошадей кормить нечем…", мелкая, частнособственническая душонка, все только о себе и заботится, никакой великой мысли, никакого масштаба. Впереди всех ждет одно огромное, счастливое государство, строй его, выплавляй, куй, не стой в стороне, тогда и у тебя есть шанс в нем пожить. А так стоит, и смотрит как зверь, что его за это на руках что ли носить?» В этот самый момент у Егора кольнуло сердце, не так, чтобы больно, а так словно какой-то звоночек, сигнал к чему- то важному. Он от удивления и испуга широко открыл глаза. Такого с ним никогда не происходило, ни в прошлой жизни, ни в нынешней.

Солдаты в это время все также сновали по двору, тыча свои носы во все, куда только возможно. Все хозяйственные постройки были излажены, и многие углы изгажены, но в дом пока никто не осмеливался войти, то ли помня слова хозяина, то ли ноги пока не дошли. А сам он так и стоял недалеко от крыльца, опираясь на вилы. Хамская и безнаказанная любознательность не знала границ, один из солдат все же направился к крыльцу.

– В дом входить не нужно, – зло прорычал мужик.

Солдат в нерешительности остановился, раздумывая как поступить, но поймав взгляд Правдина, который ничего не запрещал, он направился к дверям.

В жизни так часто бывает, что-то собирается, копится, стыкуется днями, месяцами, годами, десятилетиями, а потом раз и за доли секунды все происходит. Не успел Егор оправиться от сердечных проблем, как подсознание крикнуло, что пора действовать. Мужик, до последней секунды стоявший неподвижно, схватил вилы и направил их в живот солдату, стремящемуся войти в дом. Всеми своими глазами, включая третий – боковое зрение, и еще чем- то, Егор понимал, что это – нападение, по какому-то странному стечению обстоятельств никто не видит, только он, выхватив шашку, летел наперевес страшному оружию крестьянина. Полностью погасить удар ему не удалось, но траектория вил поменялась, и они с хрустом вошли во внутреннюю часть бедра Смертькевича. Солдат взвыл как раненый зверь, свалившись на землю с торчащим из ноги инвентарем. А Егор, озверев, но прекрасно все осознавая, машинально, яростно наносил смертельные удары мужику, рассекая на куски уже безжизненное тело.