Алексей Митрофанов - Невский проспект. Прогулки по Санкт-Петербургу

Мало кто знал, что у Тынянова прогрессировал рассеянный склероз, и он просто не мог ходить без палки.

А другой писатель, Хармс фраппировал советскую добропорядочную публику нарочно. Он гулял по Невскому в цилиндре и с диванным валиком под мышкой, задирал прохожих, залезал на фонари. Один из хармсовых знакомых вспоминал: «Однажды я пришел к Даниилу и застал его в задумчивости сидящим у стола. „Пойдем в турне по Невскому, – предложил Хармс, – подожди, зайду только в сарай, возьму ножку от стола“. Он принес большую – двумя руками не обхватить – ножку, перевернул ее и взял в одну руку: в верхней части ножка была достаточно узкой. Даниил подал мне краски, кисточку и сказал: „Займись художеством – разукрась мне физиономию“. Я нарисовал на лбу его кружок, на щеках крестик и кружок, наделал морщин и мы тронулись. Хармс сунул мне в руки блокнот и сказал: „Записывай, что прохожие говорить будут“. Мы вышли на Невский, послышались реплики: „Безумец… футурист… сбежал из сумасшедшего дома…“ Некоторые улыбались: „Каких только чудаков на свете нет“, другие смотрели с неудовольствием».

Совсем не то был Зощенко – еще один завсегдатай проспекта. О нем писал Корней Чуковский: «Увидел третьего дня вечером на Невском какого-то человека, который стоял у окна винного склада и печально изучал стоящие там бутылки. Человек показался мне знакомым. Я всмотрелся – Зощенко. Чудесно одет, лицо молодое, красивое, немного надменное. Я сказал ему: – Недавно я думал о вас, что вы – самый счастливый человек в СССР. У вас молодость, слава, талант, красота – и деньги. Все 150 000 000 остального населения страны должны жадно завидовать вам.

Он сказал понуро: – А у меня такая тоска, что я уже третью неделю не прикасаюсь к перу. Лежу в постели и читаю письма Гоголя, – и никого из людей видеть не могу… Люди… я убегаю от них, и если они придут ко мне в гости, я сейчас же надеваю пальто и ухожу… У нас так условлено с женою: чуть придет человек, она входит и говорит: Миша, не забудь, что ты должен уйти…

– Значит, вы всех ненавидите? Не можете вынести ни одного?

– Нет, одного могу… Мишу Слонимского… Да и то лишь тогда, если я у него в гостях, а не он у меня…

Погода стояла снежная, мягкая. Он проводил меня в «Радугу», ждал, когда я кончу там дела, и мы пошли вместе домой. Вина он так и не купил».

* * *

В 1938 году Невский проспект, наконец, полностью заасфальтировали. Спустя год на Невском был, фактически, подписан смертный приговор писателю М. А. Булгакову. Он вышел из гостиницы и понял, что не видит вывески. Он был врач и понимал симптомы. Это был гипертонический нефросклероз – недуг, который лишил жизни отца Михаила Булгакова, а спустя несколько месяцев и его самого.

А затем наступила очередная напасть. Врага мифического, «внутреннего» заменил враг внешний, очень даже ощутимый. Началась Великая Отечественная война, затем – блокада, и вместе с этим – новая, до тех пор не освоенная тема в городской поэзии. Можно ее определить как тему санок.

(Александр Гитович «Ленинград»)

Траурные санки, конечно, являлись в любой части города. Но вид их на некогда фешенебельном Невском проспекте был особенно жутким.

* * *

Однако все самое страшное закончилось – блокада, голод, сталинский террор. В 1952 году с Невского сняли трамвайные рельсы. В 1955-м под Невским запустили первую линию метро.

Литература Невского проспекта сделалась спокойной, темы – отвлеченными. Появились попытки осмыслить проспект как некое многовековое достижение. Ираклий Андроников писал о проспекте: «В целом мире нет такой улицы! Красивой. Широкой. Прямой как стрела. Построенной великими зодчими и всегда полной кипучей жизни. Невский проспект – это чудо градостроительства и, как сказал Гоголь, «всеобщая коммуникация Петербурга».

Нет, это не случайное соседство домов. Это – единое целое. И гармония эта достигнута прежде всего соразмерностью, точно найденными пропорциями. Гляньте! Как отвечают друг другу высота зданий, образующих ровный строй, и это певучая ширина улицы!

Невский проспект – это понятие. Целый мир представлений. Великий памятник русской истории. Русской культуры. Архитектуры. Наша национальная гордость. Проспект, который в продолжение двух с лишком столетий был центром духовной жизни России.

Совместный труд зодчего, скульптора, каменщика, плотника, штукатура, лепщика, позолотчика, слияние усилий, выразивших гений народа, – вот что сообщает Невскому проспекту такой строгий и стройный вид. А впереди, если двигаться к центру города, путеводительный шпиль, Адмиралтейская игла, которую воспел Пушкин».

Соответствовали и поэты. Вот, например, стихотворение Г. Алексеева «Последний Кентавр» (1960-е годы):

К чему такая сага – непонятно. Какие такие в то время были проблемы у Невского – непонятно тем более.

(Лев Горбовский)

(Александр Величанский)

(Олег Григорьев)

Вероятно, во всем этом проявлялась радость по поводу новой, относительно спокойной жизни. Этакое отдохновение перед очередными потрясениями, явившимися нам (а в том числе и Невскому проспекту) с десяток лет тому назад.

Невский проспект, 1

На Невском нет неинтересных домов вообще. Возьмем хотя бы дом №1 (первый по левую руку). Это место прославилось еще при Екатерине Второй. Именно тут располагалась мастерская, в которой скульптор Этьен Морис Фальконе создавал знаменитого «Медного всадника» – памятник Петру Первому, по сей день украшающий Адмиралтейскую набережную и почитающийся одним из главных символов Санкт-Петербурга. Именно здесь на высоченный деревянный постамент (который имитировал будущий постамент, гранитный) взлетал на жеребце Бриллианте знаменитый наездник Афанасий Тележников. Взлетал – и на секунду замирал в определенной позе (той самой, что мы видим на готовом монументе).

Естественно, что это упражнение он повторял десятки раз, прежде чем обстоятельный французский скульптор сделал все необходимые наброски.