Александр Калинин-Русаков - Бессовестное время

Они бесшумно отошли назад, и, лишь пройдя поворот, дедушка спросил:

– Видал?

– Да… А что это они делали?

– Это утка мальцов умываться учила.

– Да разве они чего-нибудь понимают? Они же маленькие.

– Маленькие-то маленькие, но какие сообразительные.

– Я всё понял, это у них школа, как у людей, – заключил Сашка.

Ходить с косой на плече и слушать, как тебя хвалят, было легче всего. Научиться косить оказалось гораздо труднее. К обеду Сашкины руки перестали слушаться, спина не хотела сгибаться, но больше всего ему постоянно хотелось пить. Когда солнце выкатилось в зенит, дедушка постелил в тени свежескошенный клевер, накрыл его сверху брезентовым плащом.

– Иди, отдохни, а то уработался.

– Да я не устал.

– Давай, давай, скоро обедать будем. Попей пока молока.

Сашка лёг на удивительно сладкую перину, закинул руки за голову и закрыл глаза.

С размеренной монотонностью шуршала по лугу дедушкина коса. Каждое едва заметное дуновение ветра гладило его раскрасневшееся лицо, шевелило выгоревший чуб. Непривычная нега растеклась по уставшей спине. Пахло клевером, мёдом, скошенной травой и солнцем. В кажущейся тишине луга, если прислушаться, сокрыто великое множество звуков, явных и скрытых… Кузнечики колотят вразнобой по своим наковальням, монотонное жужжание пчёл сливается с писком неизвестных пичуг, большой чёрный жук гудит самолётом, вертлявые стрекозы, потрескивая, блестят на солнце золотистыми перепонками крыльев. Трясогузка, беззвучно порхая с одной ветки на другую, усевшись на нижнюю, долго наблюдала за Сашкой блестящими бусинками глаз.

Звенела коса. Дедушка после каждого прокоса подправлял оселком и без того острое лезвие. Окончив, он пристально посмотрел на небо, вздохнул полной грудью. День действительно был хорош. Для покоса самое подходящее время. Трава в соку, жаль, помощник притомился. Но напорист парнишка, не отступает. В нашу породу, подумал старик и, смахнув со лба пот, продолжил косить.

Сашка проснулся от того, что на руку ему прыгнул кузнечик. Он долго сидел у него на запястье, почёсывая длинные зелёные ноги, потом на прощанье цокнул ещё раз и исчез в своём зелёном царстве.

Солнце, перевалив за полдень, стало клониться к кучерявым ивам у пруда. Не всё сразу, но коечто у Сашки начинало получаться. Дедушка, почти не смотря в его сторону, подсказывал.

– Пяточку, пяточку прижимай. Не поднимай косу, когда ведёшь назад. Не горбись, спину держи прямо. Носок не втыкай, приподними слегка.

Самое тяжёлое наступило утром. Вставать рано для Сашки было делом привычным. Вот только на этот раз ни руки, ни ноги его не гнулись, а на спину словно повесили тяжёлый мешок. Мать улыбалась.

– Тяжело? Не ходи сегодня, отдохни.

– Нет, пойду на покос. Как там дедушка без меня.

Деревня только просыпалась, а косари уже шагали по мельничной дороге.

– Доброго здоровьица, Семён Матвеевич, здравствуй, Сашок! – приветствовали встречные.

– Доброго утра, – как всегда степенно отвечал дедушка, приподнимая козырёк.

– Как вчера покосили?

– Хорошо. Добрую еланочку 3 3 Полянка (сибирский диалект). положили. Вдвоём оно ж бойко получается.

Через неделю Сашка так наловчился косить, что дедушка изредка начал ставить его впереди себя.

– Иди вперёд, а то загнал меня, на пятки наступаешь.

На ладонях у Сашки появились первые настоящие сухие мозоли. Возле мельницы, где начинали косить, выстроились копны. Проходя вечером мимо, дедушка приподнимал слегка пласт, засовывал руку, щупал копну, выдёргивал изнутри клочок сена, шумно нюхал, говорил:

– Хорошее сенцо, душистое.

Сашка делал то же самое.

Короткое сибирское лето перевалило за вторую половину.

По утрам в логах молочными разводами задерживался туман, солнце перестало подниматься высоко. Луга пожелтели, облысели, покрылись редкими стогами. На просевших огуречных грядах вызревали жёлтые семенные огурцы, картофельная ботва порыжела.

Это была пора не начала осени, а скорее конца лета. На острове за Иртышом, изрезанном тополёвыми гривами, пошёл белый груздь. Его ещё называют – тополёвый. Заготавливали грибы на зиму в огромном количестве, загружая кедровки по самые борта.

В тот день мать осталась дома, а Никанор Иванович с Сашкой, Генкой и кучей соседей возвращались после грибного промысла с острова. Обе лодки были под завязку забиты тополёвыми груздями. Грести по течению легко. Все отдыхали, негромко переговариваясь. Позднее солнце освещало блин жёлтого песка, зелёную полоску молодой поросли.

Отец, сидя кормовым, в какой-то момент отстранился от обычных разговоров и стал пристально вглядываться куда-то вдаль, мимо длинного носа кедровки. Вскоре это заметили все и тоже стали пытаться рассмотреть достаточно большой круглый предмет на краю плёса.

– Мячик, наверное…

– Да нет, это пену волной набило.

– Больно уж чёрная пена.

– Чурка это боком лежит, точно чурка. Видишь, даже позеленела.

– Мячик это, похоже, видишь, полосатый.

– Точно мячик.

Отец подтабанил веслом, и они подошли вразрез течения к плёсу. Вдруг кто-то удивлённо крикнул:

– Вы знаете, что это такое? Это арбуз…

– Какой ещё арбуз, откуда ему взяться?

– Точно арбуз.

– Он что же, по-твоему, на берегу вырос?

Лодка зашуршала дном о песок. В нетерпении Петруха, не дожидаясь, спрыгнул с носа и побежал по мелководью, поднимая веера брызг. Все молчали, опасаясь малейшим звуком разрушить явление чуда. Добежав, он остановился, опустился перед мячиком на колени и после секундной заминки закричал:

– Арбуз, это арбуз!

– Не может быть, – еле слышно прошептал каждый.

Петька смыл песок с полосатых боков и, подняв над головой на вытянутых руках, не переставая повторял:

– Арбуз, это арбуз!..

– Вот это да, – невольно вторили ему все.

Арбуз был зелёный, с бледными белёсыми полосками и жёлтым кругом на донышке. Его водрузили на сиденье посреди лодки и, замерев, уставились на него так, будто это было что-то неземного происхождения. Появление зелёного чуда вызвало у кого-то восторг, у кого-то удивление и любопытство, а кое-кто почувствовал в этом даже мистический знак. Его внимательно осмотрели со всех сторон. Нашлись знатоки, осторожно простучали. Арбуз был абсолютно целый. Сашка много раз видел его на картинке, слушал рассказы о необыкновенном вкусе, но относился к этому весьма отстранённо. Это был рассказ о том, чего он не мог себе представить вообще, тем более рядом. Сашка пробрался к середине лодки, потрогал холодную, полосатую поверхность. Вдруг все в один голос начали рассуждать над его происхождением.

– Наверное, выгружали баржу с арбузами, да и уронили за борт.