Василий Баранов - Скиталец. Флибустьерское синее море

Сегодня завтрак Рэма был очень скромным. Это соответствовало его настроению. Сама кротость и смирение. Агнец господень. Слуга вытянулся возле стены, ожидая указаний хозяина. Парень лет двадцати, короткая аккуратная стрижка. Так любит хозяин. Взор хозяина не должен упираться в то, что не угодно повелителю. Черные джинсы, белая рубашка и галстук бабочка. Рэм подумал, может обрить его налысо. Или приказать утопить. Голову парня засунут в лохань с водой, он будет трепыхаться, вырываться из рук палачей. Жизнь покинет это тело. Какое никакое развлечение. Рэм перевел взгляд на кофейник на столе. По воле этого взгляда слуга бросился наполнять чашку хозяина горячим напитком. Холод коснулся плеча парня, рука его дрогнула. Струйка напитка пролилась мимо чашки.

– Доминик, – укоризненно произнес Рэм.

– Хозяин…. – Доминик знал, как неумолим и жесток может быть повелитель. Малейшая оплошность будет наказана.

– Как ты мог…. – Рэм притворно изображает сочувствие. Голос почти ласковый. Добрый отец пеняет сыну.

– Я сейчас уберу, хозяин. – Ласковый голос хозяина еще больше пугает. По недоброму взгляду Рэма он чувствовал, как смерть вошла в комнату. Двое в черном уже стояли за спиной.

– Ты посягнул на своего господина. Замыслил не доброе. – Виновен каждый смертный. Рэм это и есть правосудие.

– Я не смею, господин.

– Я вижу твои черные замыслы, – Печаль в голосе Рэма. Забавно, этот раб еще пытается избежать своей участи.

– Господин, мои помыслы чисты. Мое призвание служить вам. – Любое слово обреченного можно обратить против него.

– Твоя дерзость не знает границ, Доминик. Не только в мыслях, на словах ты осмелился заявить, что я не прав. Ты светлым называешь черное. Утверждаешь, что я ошибаюсь. – Вот и нашлась вина.

– Господин, – парень упал на колени. – Ваша правота и милосердие не подлежит сомнению.

– Подойди ближе. – Парень подполз к хозяину на коленях.

Рэм запустил пальцы в волосы слуги, приподнял его голову. В глазах Доминика ужас.

– Молю, Непогрешимый, даруй прощение своему ничтожному рабу.

Рэм улыбнулся. Его рука скользнула по щеке парня. Он взял его за подбородок. Повернул голову в одну сторону, потом в другую. Симпатичный парнишка.

– Ты слишком неловок. Мое милосердие велико, я позволю тебе поцеловать мой туфель. Не каждому я дарую такое счастье. – Рэм отпустил голову парня.

Доминик торопливо склонился, коснулся руками туфля, припал к нему губами. Дважды поцеловал.

– Это дерзость, Доминик. Я только раз позволил тебе коснуться губами моего туфля. Я кроток и щедр. Можешь встать.

Парень поднялся на ноги, не веря своему счастью. Господин помиловал его.

– Вы свободны, – Бросил Рэм палачам. – Тот, кто удостоен чести целовать мой башмак, прощен.

– Уберешь со стола, Доминик, и пока свободен.

В своем кабинете Рэм закурил сигарету, затянулся сладким дымом. Из этого мальчишки получится славная игрушка. Развлечение в минуты скуки. Он поведет его по тонкому лезвию между жизнью и смертью. Игра в кошки мышки. Рэм услышал тихий звон струны перемещения. Данька скользил из одного мира в другой. Пусть. В игре не стоит спешить. Пока его братец Роман в приступе милосердия подносит судно больным в госпитале, он найдет себе другие развлечения. Пусть хромой калека тешит себя мыслями о добре. Он не представляет, что такое истинное добро. Игра будет долгой, надо обустроить свой быт. Нанять секретаря из людишек. Предназначение человека – безропотно служить Древним, другой пользы от них нет. Роман, брат мой, во мне нет всепрощения, думал Рэм. Мы с тобой одно целое, я то, что ты прячешь глубоко в своей душе. Они заплатят за каждую твою слезу. Я всегда знал свое предназначение. Ты узнал о том, кто ты есть недавно. Кем был ты? Во время войны Древних тебя спрятали на этой планете. Кто будет искать в этой дыре воплощение первого Древнего. Ты рос в сиротском доме. Сколько слез ты пролил ночами, будучи ребенком. Но сохранил к ним любовь. Ты забыл, что обслуга детского сада обворовывала вас? Мясо, масло и немногие фрукты исчезали из кухни. Помнишь ту рубашку, старую зеленую рубашку? Ты порвал ее, перелезая через забор. Тебя на сутки закрыли в чулане. Любовник ночной няни избил тебя за то, что ты помешал им развлекаться. Я все помню. Мне отмщение и аз воздам!

Родная комната в доме Леона. Данька подошел к окну, распахнул его, впуская свежий воздух, несущий запах моря и южного тепла. Он чувствовал, как за домами плещется море. Знал, в гавани ждет его «Скиталец». Здесь все его родное, даже облака в небе. Обвел взглядом свою комнату. Все родное и знакомое. И стол, который он поставил ближе к окну. Большую часть дня он в тени. Стулья возле стола. Тумбочка с кувшином и тазом для умывания. Массивный комод, где он хранит одежду. Большой кованый сундук. Это постарались Хуан и Леон. В этом мире матросу просто необходим сундук. Хуан начистил это чудовище до блеска. Кровать, заправленная периной. Трясти ее не самое легкое занятие, но…. Данька прислушался. В доме тихо. Неужели все разошлись. И капитан Свен уехал. Данька вышел в коридор. Подошел к комнате отца. Прислушался. Тихо. Возможно, тот в столовой. Данька пошел туда. Заглянул в приоткрытую дверь. Капитан сидит возле стола, развалившись на стуле. Закинул руки за голову, прикрыл глаза и улыбается.

«Что ты задумал, капитан?» – Гадает Данька. – «Что ты планируешь? Но спрашивать, правда, капитан бессмысленно. Ты не скажешь. Такой ты у нас таинственный капитан. Ладно, сейчас не время спрашивать». Данька вошел.

– Папа, я вернулся. – Он был готов прыгать от радости.

Капитан открыл глаза.

– Даня, ты вернулся. Ну, как? – Свен с надеждой смотрит на сына. Он такой славный, такой умный. Его должны принять в этот задрипаный институт. Там просто не может быть никого лучше его мальчика.

– Папа, меня зачислили! – Почти выкрикнул Данька. – Зачислили.

– Молодец! – Свен вскочил на ноги, подбежал к сыну. Обнял его. – Молодец, парень. Я знал, верил, что тебя зачислят. Ты же самый лучший.

– Пап, там были не плохие ребята и кроме меня, – начал как бы оправдываться Даня.

– Нет. Нет, – смеялся Свен, – ты все равно лучший. Кого зачислять, если не тебя, сынок. Проходи, садись. Рассказывай. Рассказывай, как это было.

Даня сел на стул. Напротив сел отец. Мебель тут крепкая. Такая в большинстве домов. Все делается на многие годы. У Свена мебель сделана хорошими мастерами. Стулья с резными ножками и спинками. Шкафы для посуды украшены накладками из светлой древесины. И стол при всей своей массивности выглядит почти воздушным.

– Давай, Даня. – Капитан ждет, когда сын расскажет ему обо всем.

– Все было, как обычно. – Заявил Данька. Он не мог сразу сообразить с чего начать рассказ.