Марина Махортова - В поисках Хармса

– Как это может быть? Это какая-то тайна, да?

– Тайна в том, что я про нее очень многое знаю, а она про меня не знает ничего. Вот и постараюсь, чтобы узнала.

Даже при моей привычке разложить все по полочкам, не удается выстроить четкую программу того, что же мне делать. И совсем не получается избавиться от тревоги. Страшно встретиться с родителями, страшно идти в школу, даже просто выйти на улицу. Так бы и закрылась у себя в комнате. Потом, ночь. А утром, бах! И я дома! Обратно в будущем. Я вдруг поняла, как важно чувствовать себя на своем месте. А где же мое настоящее место? Раньше я не задавала себе такого вопроса.

Жила себе тетка среднего возраста, преподавала литературу в библиотечном техникуме, варила щи-борщи своему семейству, смотрела вечерами телевизор. Все как у всех. Ну было безобидное увлечение – собирать сведения о своих предках. Не всем это занятие нравилось, но никому особенно не вредило. Почему же со мной произошло это невероятное перемещение?

То, что я узнавала о своей семье, понемногу изменяло мое представление о себе. А началось это еще в детстве. Поэтому, думаю, я вернулась в конец своего детства, как в начальную точку.

Иван Павлович Ювачев

Мой папа не был со мной особенно близок. Он не был близок ни с кем. Я имею ввиду семью. Но друзья-приятели по работе и увлечениям у него конечно были. Иногда, под настроение, Пэр мог со мной поболтать. «Пэр» – это такое домашнее имя, отец по-французски. Когда в школе начался иностранный язык, французский, я как-то естественно стала назвать папу «мон пэр» Ему нравилось. Может быть, вызывало ассоциацию с английским пэром. У нас в семье всегда были домашние имена. Не прозвища, нет, имена. Они возникали сами собой и казались естественными. Итак, Пэр, под хорошее настроение, а оно у него редко бывало хорошим, мог рассказать о своем детстве. Так я узнала, что у Пэра был совершенно необычный дедушка. Первое, что меня поразило: дед папы Иван Павлович Ювачев был узником Петропавловской крепости и его приговорили к смертной казни. Это казалось невероятным! Это было так похоже на фильмы или книжки про декабристов, про героев революции. А Пэр рассказывал, как он сидел на коленях у такого героя. Но если Иван Павлович его дед, то мне он прадед! Получается, что история, в настоящем смысле «история» имеет отношение и ко мне. Это было сильным ощущением. Я прочитала о прадеде то, что смогла найти. Сначала небольшую статью в Советской энциклопедии. Это тоже произвело впечатление. Не у всех есть родственники, о которых пишут в энциклопедии. Затем я прочитала об Иване Павловиче в воспоминаниях революционерки Веры Фигнер. И рассердилась на нее. Я начала любить своего далекого прадеда и мне обидно, что духовные искания Ивана Павловича для Фигнер явились признаками сумасшествия. До сих пор не могу забыть рассказ Пэра о смерти Ивана Павловича в 1940 году и его даре предвидения. Особенно о предсказании деда страшных испытаний, которые ждали наш город и семью. Удивительно, что Пэр, человек абсолютно не религиозный и прагматичный, в дар своего деда верил безусловно. Удивляет меня и то, с какой любовью Пэр, говорил об Иване Павловиче. Наверное, дед был в числе немногих, кого мой папа любил.

О своем прадеде Ювачеве я коротко рассказала Варе, объяснив зачем мне понадобилась моя бабушка, дочь Ивана Павловича.

– Варька! А хочешь приключений прямо сейчас? У нас каникулы, верно? Поехали на Литераторские мостки! Проведу тебе экскурсию.

– Куда? А это что, музей? И ты прямо экскурсию проведешь?

– Это старинное кладбище, но там совсем не страшно. Это действительно музей городской скульптуры. На Литераторских мостках похоронены известные русские писатели – Блок и Тургенев, Гончаров и Радищев. А еще знаменитые артисты и ученые. Например-Менделеев. Я могу тебе о них рассказать.

– Не могу привыкнуть, что ты такая.

– Да могу не рассказывать. Мне нужно проверить, сохранилась ли в 1976 году могила моего прадеда. Мне это важно.

– А там что-то спрятано? Какие-нибудь сокровища? Почему важно?

– Нет, золота-бриллиантов там нет. Понимаешь, через 40 лет благодаря статье в газете, найдут место захоронения И. П. Ювачева. А ведь, по словам моего дяди Игоря, бабушка Елизавета мест захоронения родителей после войны не смогла отыскать. Однако, директор музея-некрополя Н. В. Тимофеев хорошо помнил могилу моего прадеда. Значит в 70-е годы она существовала. Ну что, поехали искать могилы моих предков?

– А ты знаешь, как ехать? Это далеко?

– Нет, совсем нет. А, впрочем, станцию метро» Волковская» еще не построили. Значит едем до «Восстания», а там на трамвае или автобусе. Меня больше волнует, что мне надеть, ну и деньги, конечно. Я не знаю, может у меня они есть, но где лежат не знаю?

– Да ладно, Гречь! На дорогу у меня есть, мы же в кино собирались. А про одежду не поняла?

– Понимаешь, как-то дико надевать на себя детские одежки, да еще по моде 70-х. А на ноги что? Я не помню, что я носила. Нет, мне нужно осмотреться.

– У тебя пальто красное с воротником таким большим черным, новое. Тебе же нравилось?

– Ой, правда! Помню! Я в нем на зимних каникулах в Орел ездила. Вроде даже ничего пальтишко, не очень убогое – я с интересом рассматриваю пальто, что висит на вешалке в коридоре. – А сапожки надо почистить. Знать бы чем?

– Да, Гречь! Это точно не ты!

– Ты про чистку обуви? О, ты еще не знаешь, какая я стану правильная!

– В старости, что ли?

– В моем времени я не кажусь себе старухой. Во всяком случае, внуков у нас с тобой пока нет. А тебя не удивляет, что мы продолжаем дружить в 21 веке? Что мы не разъехались, не потерялись, не разругались? И живем по-прежнему в Санкт-Петербурге?

– В Ленинграде.

– Нет, Ленинграда не будет. Много чего еще не будет.

– Когда ты по телефону сказала, что чувствуешь себя как-то не так, я подумала, ну простыла, наверное. А сейчас мне как-то не так… Я не знаю, что думать?

– А давай не будем думать. Лучше поедем, погуляем и может что-нибудь найдем.

Улица Чайковского

А, на улице весна! Давно прошедшая весна 1976 года. Как мало машин на улице! Какие смешные машины! Как плохо одеты люди! Я понимаю, что так мне видится с позиций 2017 года. Но от этого не становится легче. Нет ничего хорошего оказаться не в своем времени. Ничего интересного, если ты здесь существуешь, а не просто смотришь на все со стороны, как будто фильм. Отчаянно хочется домой. Но видимо, просто так не получится. Хорошо, если я правильно угадаю, что нужно сделать.