Сергей Усков - Сто первый мужчина. Роман

Воспользовавшись паузой, Глаша предупредила:

– Прошу вас, не надо стишков. Мы принимаем тост. И не кричите «Горько!» Это будет слишком, этот фарс будет лишним.

– О, какие могут быть возражения! – Он, наконец, отыскал листок, где заготовлены тезисы речи со стишком в придачу.

Глаша сделала глоток жгучей жидкости, поперхнулась. Давясь, осилила гадкий напиток на половину стопки. Это второй раз в её жизни, когда пробовала сорокаградусное зелье. Иван Львович отработанным движением отправил водку в недра изо дня в день округляющегося живота.

Ему всего-то лет тридцать с гаком, а выглядел далеко за сорок. Должность освобождённого парторга фабрики требовала солидности. Посему он успешно округлялся: рос живот, оголялся череп, пухли белые ручки. Ширилась физиономия.

Дима принял водку залпом, точно сделал очередную инъекцию обезболивающего.

– Я что хочу сказать, – Иван Львович сделал многозначительное лицо, – Всё образуется. Мы не должны делать скоропалительных выводов. Я понимаю, что случилось на нашей фабрике, наложило отпечаток и на вашу личную жизнь. В частности, чуть не сорвало свадьбу. Но вы молодцы – сохраняете любовь, так сказать, не дали внезапным обстоятельствам поколебать веру в себя, и что сможете принять друг друга не только в радости, но и, так сказать, с некоторыми… эээ… проблемами.

– Вы говорите яснее, – потребовала Глаша. – А не можете назвать вещи своими именами, скажу я. Значит так. Вы смонтировали экспериментальный образец оборудования, работающего со средой химически опасных веществ. И том же экспериментальном режиме стали его опробовать в неотработанном и даже до конца не просчитанном режиме, чтобы скорее отрапортовать по высшим инстанциям. Товарищ секретарь обкома, товарищ Генеральный секретарь новейшее оборудование запущено. Враг посрамлен в техническом аспекте…. А в результате произошел взрыв и те, кто был в непосредственной близости, получили острое химическое отравление, несовместимое с жизнью. В смене было три человека. Из них двое скончались в реанимации. Дима по счастливой случайности остался жив, но покрылся весь, точно проказой. Все его тело в волдырях и коростах. Сними-ка Дима верхнюю рубашку, покажи товарищу парторгу какой ты кавалер.

Дима послушно, рывком оголил верхнюю половину тела, стиснув зубы от боли. В дневном свете зрелище было ужаснее. Кожа сплошь покрыта красными воспалившимися пятнами, с гнойными нарывами, коростами и какой-то белой въевшейся пылью.

Иван Львович отвернул глаза.

– Нет, товарищ парторг смотрите эту голую правду. Накладывайте в тарелочки салат, кушайте икорку. И смотрите… Сейчас я вам пельменей отварю. Ешьте и смотрите, может подскажите, как нам теперь жить? Простым человеческим счастьем хотите залатать ваши ляпы и сопли на работе… Наливайте по стопке снова… Наливай Дима. Он-то пьет, как вы поняли, чтобы в бессознательном состоянии отключиться от боли. А вы пьёте, чтобы отключить свою совесть. Али совесть нет и в помине, только партийные указания?

– Ты что мелешь! – Иван Львович погрозил пальцем; высморкавшись в скомканный платок, вопросил с прищуром:

– За такие слова, знаешь, куда можно угодить?

– А сами знаете, куда можете вы угодить, за происшедшее на фабрике? В тюрьму! Угодить первым за групповой смертельный несчастный случай. Или хотите меня первой переместить в места лишения свободы, чтобы другим не повадно правду говорить. Пришли сказать с вещами на выход. Воронок у подъезда.

– Да ты окосела, девка. С рюмки водки. Несешь чушь. Тебя никто и слушать не будет. А вот меня послушают!

Дима хлобыстнул кулаком по столу, гаркнув на парторга:

– Поосторожнее дядя в выражениях. Ты как мою жену назвал?! Сейчас будешь на коленях прощения просить.

Глаша стеной встала между разъяренным мужем и струхнувшим парторгом.

– Дима, не надо. Не хватало мне ещё вдовой стать на второй день после свадьбы.

Дмитрий, чуть остыв, потребовал:

– С моей женой разговаривайте только на Вы, и по имени-отчеству!

– Не дури! – сказал парторг. – С огнём играешь. Ты послушай, послушай для чего я пришел.

Он вытащил из портфеля папку, а из папки – листок бумаги, разгладил, пробежался глазами по содержимому, словно удостоверяясь, то ли принёс.

– Решением профкома фабрики молодым работникам Дмитрию Батьковичу и Глафире Батьковне выделяется однокомнатная квартира, как лучшим работникам, ценным и перспективным кадрам. Держите ордер. Как видите не на арест, а на улучшение условий жизни.

– Купить хотите? А взамен молчание? – спросила Глаша без тени благодарности, хотя такой щедрый жест со стороны профкома и свадебный подарок от фабрики молодым крайне редок.

– Не молчание, а понимание, – сказал сановный гость.

Терпение Ивана Львовича было на исходе. В нем просыпался начальник, помноженный на амбиции парторга.

– Итак, вы подписываете акт о несчастном случае, в котором причина происшедшего обозначена, как несоблюдение правил техники безопасности, что в целом так и было, – продолжил Иван Львович.

– Какой техники безопасности! Ее вообще не было, – буркнул Дима.

– Ты тоже, парень, что несешь? День прожил в браке и сразу хочешь под каблук. Если никакой техники безопасности не было, зачем тогда брался за работу?

– Вы сами сказали, сделать необходимо, чтобы отчитаться вовремя, иначе вся фабрика слетит с первых позиций в социалистическом соревновании.

Глаша взяла в руки ордер на квартиру, спрятала в шкаф:

– Иван Львович, спасибо за заботу. Ордер мы также принимаем с оговоркой, как ваш тост. На этот раз с такой оговоркой: мы никогда не подпишем акт с такими выводами!

– А ты чего ордер взяла!? Отдай назад!

– С какой это стати?! В ордере ссылка на совместное решение профкома. Вы хотите сказать, что и профком для вас не указ, что и они пляшут под вашу дудку? Ордер мы вам не отдадим ни за какие коврижки. Нагонять на нас страх бесполезно.

– Ты чего творишь! Ты знаешь, с кем связываешься?!

– Знаю и, вообще, убирайтесь отсюда к чертовой бабушке! Мы смертельно устали. Вы решили нас доконать? Чтобы Диму свезли в реанимацию, и там он скончался, как остальные двое – тогда все концы в воду.

– Значит, вы подписывать акт о несчастном случае не хотите?

– Повторяю: в таком виде – нет. Вина за происшедшее лежит на администрации фабрики, и это должно быть отражено в акте.

– Ладно, посмотрим на сколько хватит вашей твердости.

– Угрожаете?

– Предупреждаю, – по слогам сказал Иван Львович. Вскочил с намерением поспешно уйти, чтобы хотя бы таким образом внести смятение в души подопечных.

Парторга, словно ветром сдуло со стола и вымело из квартиры. Глаша подошла к Диме, вновь коченеющего от боли и водки, от непонимания ни своей вины, ни сути происходящего. Она прижала его голову к себе, к нежному животу, стала гладить, как мальчика, попавшего в недетскую игру на выживаемость…