Юрий Быков - Дар Калиостро. Повести и рассказы

Смагин так не думал, да только профкомы вскоре ушли в темные воды истории.

Тогда-то факт написания Смагиным портрета руководителя профсоюзов страны представился многим в совершенно ином свете. Вспомнили, кстати, и деда-академика, известного придворного художника. Демократическая общественность отвернулась от Смагина. Заказы кончились. Пришло время нужды.

Разумеется, жене и теще Смагин сразу же сделался неинтересен, и они, согласившись на размен его квартиры, отпустили «счастливца» на свободу.

Так и оказался Смагин в коммуналке, а говоря вообще – "у разбитого корыта".

В дальнейшей жизни он побывал: продавцом на вещевом рынке, закупщиком продуктов в ресторане, помощником бухгалтера, кладовщиком в супермаркете и т. п. Но ни к этим, ни к другим занятиям он так и не обнаружил призвания – как и великое множество инженеров, учителей, актеров, учёных, выброшенных из любимой профессии Великим переустройством общества.

Полгода назад Смагину повезло: его приняли художником на комбинат художественных изделий.

Смагин был счастлив. Прикасаясь к краскам, он чувствовал, как поправляется, теплеет душа, как входит в него желание снова писать, по-настоящему – сердцем.

Правда, выполняемая им работа творческого подъема не требовала: Смагин тиражировал портреты Президента, а потому встречу с вдохновением откладывал на вечер. Дома его ждал натянутый холст…

К сожалению, вечером ничего не происходило.

И так – день за днем. То ли текучка заела: погряз в подробностях лица Президента, то ли не обрел необходимого внутреннего покоя: последний его роман – с Зоей, экскурсоводом из Центрального Дома художника – оказался нервным, изматывающим, то ли по другой причине, но вдохновение все не приходило…

Кстати, несколько дней назад случился окончательные разрыв с Зоей, и хотя Смагин был к нему готов, все – равно щемило сердце.

А вот к закрытию комбината он готов не был. Новые хозяева приобрели комбинат у старых за долги и, как водится, решили его перепрофилировать, то есть свернуть производство. В это не верилось до последнего дня.

Но вот он наступил, последний день. Сегодня Смагин получил расчет.

Значит, нужно было начинать все сначала.

Смагин почувствовал, что необыкновенно устал. Глаза закрылись сами собой, и он замер в кресле, погружаясь в предсонную путаницу мыслей. Еще чуть-чуть и Смагин не услышал бы стука в дверь.

– Войдите, – выплыл он из дремы.

На пороге стоял Нигелла и улыбался. Однако, разглядев Смагина, потух.

– Кто это тебя?

– Да так… Мир не без добрых людей…

– Это точно… Тут у меня гости собрались. На новоселье. Присоединяйся по-соседски.

– Куда ж я такой пойду? – потрогал Смагин разбитую губу.

– А ты не смущайся. Сейчас главное для тебя – развеяться. Пошли. "А почему бы и нет? – решился Смагин. – Черт с ней, с губой!"

В комнате у Нигеллы было людно.

С порога Смагин словно натолкнулся, налетел на чей-то взгляд. Молодая женщина смотрела на него от края длинного стола. Кого-то она напомнила ему – этими темными глазами, изящными взмахом бровей, оттенком каштановых волос, мягким контуром стрижки. Отводя взгляд, она очаровательно, светло улыбнулась – и стало очевидно: это артистка, которую Смагин видел на цирковой афише! Что-то невероятное происходила сегодня вечером…

– Братцы! Прошу любить и жаловать: мой сосед Алексей! – представил Смагина Артурыч.

– Штрафную ему! – раздались голоса.

– Водку будете?

– Вы, извините, боксер?

– Таня! Положи ему салата!

Все обещало интерес к новой персоне.

Однако, выпив со Смагиным, компания сразу ж о нем забыла, отчего тот облегченно перевел дух.

– Я знаю, что делать, – вернулся к прерванному разговору мужчина с длинным лицом. – Надо поступить так, как предложил один журналист, я в газете недавно читал: на должность Генерального прокурора следует назначить иностранца.

– Зачем?

– Неужели не ясно?! Они же за бугром все повернуты на соблюдении законов. Тамошний прокурор, в случае чего, и президента засадит – глазом не моргнет! А если в государстве все станут исполнять законы, то тогда, Петрович…

– То тогда, – перебил Петрович, – в России будет неинтересно жить!

Дальнейшее обсуждение темы утонуло в смехе и многоголосице.

Чувствовалось, что застолье подходит к той стадии, на которой еще ведется общий разговор, но компания вот-вот распадется, и тут и там возникнут островки задушевной уединенности, о пребывании на которых многие из гостей будут наутро сожалеть.

Смагин мысленно торопил минуты, чтобы быстрее все смешалось и можно было бы подойти к той женщине в конце стола. Удивительно, но ему показалось, что она этого ждет. Во всяком случае, время от времени он ощущал на себе ее взгляд, и сердце сладко замирало.

Между тем, соседка справа явно положила на Смагина свой шальной, с косинкой глаз.

– Меня, вообще-то, зовут Татьяна, – начала она с теплотой в голосе. – Я гимнастка… Мы тут все из цирка. А кто вы, помимо того, что сосед Альберта Артурыча?

– Художник.

– Какие же картины вы пишете?

– Я специалист по портретам Президента.

– Отчего же только Президента? Странно…

Татьяна приобиделась и, заметив, что Смагин смотрит в конец стола, изменила тон:

– А что у вас с лицом, господин художник?

– Я, Татьяна, иногда дерусь.

– Судя по всему, вы боец не слишком удачливый…

Смагин пожал плечами.

– Зря на Лерку пялитесь. Или мало вам неприятностей?

– Да нет, хватает… А в чем дело?

– В муже…

Смагин огляделся.

– Можете не озираться – он сегодня в программе занят. Гиревик, между прочим.

Услышанное было неприятно, однако не более того. Смагина все равно манило к этой женщине.

Он встал, решительно шагнул в ее сторону. И тут Нигелла, осветив всех улыбкой, объявил танцы. Кто-то выключил люстру и зажег торшер.

Они плыли в волнах музыки, и Смагин удивлялся той тишине, которая наступила у него внутри.

– Это ваше лицо я видел на афише? Она кивнула.

Смагин заглянул ей в глаза. Они были темно-карие и, казалось, совсем не блестели, как будто свет тонул в них. Настоящие омуты!

"Все, я пропал…" – спокойно подумалось ему.

– А кем вы работаете в цирке?

– Никем. Мой муж там работает. А меня просто попросили сняться для афиши.

– Я знаю: вас Лерой зовут, то есть Валерией. Мне Татьяна сказала.

– Вы обо мне говорили? – удивилась она.

– Я часто на вас смотрел. Татьяна заметила это и сказала, что ваш муж, которого здесь нет, может мне осложнить жизнь…

– Какая глупость! Я на вас тоже часто смотрела… Что ж теперь ваша жена…

– Я не женат.

– Ну, все равно… Разве людям нельзя друг на друга смотреть? Она улыбнулась.