Полин Ошер - Счастье из морской пены

Меня пропустили к выходу без очереди, наверное, сказался плачевный внешний вид. Проходя мимо зеркал, я ахнула: вся футболка была заляпана быстро засыхающими бордовыми пятнами, и выглядела я словно жертва войны, а не как пассажир авиарейса, прибывший с личным визитом в развитую страну.

Пограничник долго расспрашивал, что со мной случилось. Я отвечала ему вяло и невпопад, пыталась шутить, но на моем состоянии явно сказывался недосып, и потому в конце концов он от меня устал, поняв, что я и правда та, за кого себя выдаю, – русская туристка, а не головорез из группы Хезболла 7 7 Военизированная ливанская организация, признанная Израилем как террористическая. .

Вышла из терминала аэропорта, покрутила головой, высматривая остановку автобуса. Ее нигде не было видно. Тогда я обратилась к уборщице, по счастью, та говорила по-русски, и мне не пришлось выдавливать из себя сложнопроизносимые с забитым носом слова на иврите.

Остановка была в получасе ходьбы; чтобы идти было веселее, я взяла на дорожку стакан айс кафе. Знаете, что это? Кофе с большим количеством молока и какао, смешанный с раскрошенным льдом. Попивая через соломинку сладкую ледяную жидкость, я направилась в сторону выхода из аэропорта. Потом, встретив несколько недоуменных взглядов, решила, что все-таки не лишним будет переодеться, и заглянула в туалет, где выбросила в мусор перепачканные джинсы и футболку, и надела первую попавшуюся под руку одежду из рюкзака, – это были цветастая юбка и простая белая майка.

Смотрелось неплохо.

Повесила на плечо рюкзак, взяла оставленный на стойке раковины и дожидавшийся меня айс кафе, и продолжила путь.

Автобус подошел быстро, и мы – я и пожилая семейная пара – загрузились в его полупустое брюхо. Мне нужно было добраться до тахана мерказит, главной автобусной станции Тель-Авива, а им – до госпиталя Ихилов. Я лениво рассматривала дорогу и механически отмечала: вот этот дом я помню, вот ворота, на которых было написано краской неприличное слово на иврите, а вот китайское (или вьетнамское?) гетто, где окна выходят на пандус, по которому транспорт заезжает на станцию.

Мы приехали, и автобус выплюнул меня в мрачный мир верхних этажей автостанции. Здесь не горела добрая половина ламп, было довольно темно и страшно, поэтому я, не задерживаясь, подошла к лифту и отправилась вместе с ним вниз. Там было уже гораздо веселее, но я сразу покинула станцию и вышла наружу.

Вокруг пестрело множество вывесок магазинов, марокканских парикмахерских, ногтевых студий, в которых работали трансвеститы. Я встряхнула головой; волосы торчали в разные стороны, и мне вдруг взбрела в голову дикая мысль. А что, если… нет, нет, это не для меня… нет, все-таки, – а что, если мне прямо сейчас пойти в салон заплести афрокосичек?

Я как-то уже делала такую прическу, и носила африканские косы на протяжении пары месяцев или около того. Они мне тогда жутко нравились, и я была себе, насколько помню, ужасно симпатична. Почему бы не повторить этот опыт сейчас?

«Потому что ты, может быть, умрешь на днях», – вдруг раздался где-то внутри меня противный скрежещущий голос.

Я ему возразила: «Ну и что?»

Он не нашелся, что ответить, и с чувством, с которым победитель заходит в захваченный им город, я направилась в сторону ближайшей марокканской парикмахерской. Там не говорили ни на английском, ни тем более на русском, на иврите – ну… с грехом пополам. Зато понимали язык жестов и наглядность, поэтому я покопалась в кипе журналов на столике и выудила тот, на котором была нарисована девочка в заплетенных косичках. Ткнула на картинку пальцем. Хозяйка салона, худая марокканская женщина в возрасте, обрадованно закивала, что-то крикнула, и мигом ее салон наполнился девочками разного возраста, которые, усадив меня на пол, расселись вокруг и стали заплетать мне на голове множество тонких косичек. Ими руководила древняя старуха, которая подавала разноцветные нитки, которые они вплетали мне в волосы. Так косы получались не просто густыми, но и яркими, словно радуга. Еще они вплетали искусственные волосы, и через пару часов на моей голове красовалась объемная грива мелких, ювелирно заплетенных кос. Хозяйка парикмахерской, принимая от меня сто долларов, кланялась и благодарила меня на своем языке, а ее девочки потом долго махали мне вслед.

Ну что, куда сейчас?

Может, поесть?

Нет, пока не хочется.

А вот одежды новой купить, – это да.

Я пошла куда глаза глядят, благо, в этом районе Тель-Авива можно было идти куда угодно, и все равно выйти к одной из ста тысяч миллионов лавок, где торгуют шмотьем. Современным и винтажным, китайским нонэйм и итальянскими брендами, – все, что вам захочется, на любой вкус и кошелек. Именно здесь штучные вещи соседствуют с теми, которые продаются по весу, и выброшенный в мусор сюртук или платье могут стоить от двух центов до тысячи евро.

Я шла, шла, шла и наконец нашла. Моей находкой стал растаманский 8 8 Растаманы – последователи растафарианской концепции, используют для идентификации комбинацию цветов «зелёный-жёлтый-красный». Часто носят дреды, слушают музыку регги. магазинчик, в котором продавали смешные шапки, шляпы, футболки с надписями «Peace», «Love», «Flower Revolution» 9 9 «Peace», «Love», «Flower Revolution» – лозунги хиппи. . Я купила себе мягкий вязаный берет традиционных боб-марлевских цветов – желтого, зеленого, красного, коричневого. И сразу же нацепила его поверх своих новых кос.

Теперь я чувствовала себя свободной музыкантшей, которая несет искренний и чистый дух регги в закостенелые народные массы. Для нового образа все еще не хватало нескольких деталей, и я шла, глазея на витрины в надежде, что что-то меня зацепит само.

Так и вышло.

Мне попались на глаза белые тряпочные кеды конверсы, пуловер-тельняшка и драные голубые джинсы, – такие, будто о них точили когти бешеные мартовские коты. По случаю, все это было выставлено в витрине одного и того же магазина. Я зашла туда и попросила вещи с манекена; очень быстро мне принесли их новехонькие копии, замотанные в полиэтиленовые пакеты. Здесь не было примерочной, – магазин-то не из брендовых, – и я примерила все здесь же, на лестнице, ведущей на второй этаж, пока мальчик-продавец вежливо отворачивался, делая вид, что совсем не разглядывает меня полуголую.

Мне, в общем, льстило его внимание.

На меня давно никто не смотрел.

Особенно на то, как я прыгаю в одних трусах, стараясь попасть ногой не в дыру на джинсах, а непосредственно в саму штанину.

Мне все подошло, правда, тельняшка была на пару размеров больше, – но это даже к лучшему, мне всегда нравились объемные вещи, которые свисают по фигуре свободными волнами и делают вид, будто ты гораздо стройнее, чем есть на самом деле. Я всегда чувствую себя в такой одежде невесомой, хрупкой до прозрачности.