Виктор Далёкий - Золотые ослы

Последние дни прошедшей недели оказались довольно насыщенными. Веня несколько раз ночевал у Веры. Они стали ближе. Вчера у него состоялся разговор с ма, в котором он рассказал ей о Вере.

– Ма, у меня появилась девушка.

– Я знаю, – сказала она.

– Откуда? Как ты узнала?

– Ты все время улыбаешься и смотришь мимо меня, – сказала ма.

– И как ты к этому относишься?

– Хорошо, – сказала ма как можно равнодушнее, с терпением в голосе.

– Почему ты не спросишь меня о ней? – спросил Веня после некоторого молчания с улыбкой.

– Расскажи…

– Она работает со мной в зоопарке. Ее зовут Вера. Ты ее знаешь. Она очень хороший человек….

– Ты что хочешь на ней жениться? – спросила ма и посмотрела на него проницательно.

– Не знаю, – ответил Веня.

– У тебя с ней что-нибудь было?

– Нет, – соврал Веня, считая, что подобное говорить преждевременно. – Хочешь я тебя с ней познакомлю?

– Ты меня познакомишь с той девушкой, которую выберешь в жены, – сказала с неприятием ма.

Улыбка пропала с лица Вени. Сияющее лицо его будто погасло.

– Нет, ты не подумай… Я хочу, чтобы ты женился, – сказала ма, увидев его растерянное лицо. – Хочу успеть понянчить внуков…

В этот момент в ее голосе появилась такая теплота, от которой Вене захотелось ее обнять. И он понял, что все будет хорошо.

В четверг они с Гешей ходили разгружать вагоны. Потом зашли в ночной магазин и направились в зоопарк к Ивану Ивановичу. В сторожке они выпили водки, поговорили по душам. Хаха что-то читал в углу у тумбочки. Когда по телевизору показали драку депутатов, Хаха оживился. Женщина дралась с Ширековским. Тот ее бил, кто-то бил его. Смотреть на это было любопытно и противно. «Тоже мне современные гладиаторы…» – сказал Хаха. Вдруг распалился и как крикнет: «Копытом его! Копытом! И мордой об забор!..» Это было так смешно. «Кого?» – поинтересовался у него Веня. «Ширековского, – ответил Хаха. – Он женщин бьет…»

Всю неделю Веня придумывал и искал подарок для Веры. Вчера он купил то, что хотел, и собирался утром ее поздравить. Накануне в пятницу после работы он поехал в цветочный магазин и купил цветок, который приглядел еще в среду. Прекрасная, алая роза с крупными цветками в керамическом горшочке. Розу обернули в бумагу, поставили в белую целлофановую сумку. Он аккуратно взял ее в руки и счастливый поехал домой. Приближаясь к дому, он вдруг почувствовал беспокойство, тревогу и пошел быстрее. У подъезда стояла машина «Скорой помощи». Сердце схватила рука страха, и оно вдруг забилось, затрепыхалось пойманной птицей. Дверь квартиры оказалась открытой. За ней слышались незнакомые голоса. Сколько раз так уже повторялось. И каждый раз Вене казалось, что это последний. Врачи сделали кардиограмму, сняли уколами приступ и уехали. На столе в блюдечке остались лежать использованные ампулы. Веня знал, что выбрасывать их нельзя. Потому что придется вызывать участкового врача или повторно «Скорую помощь» и тогда врачам нужно знать, какие уколы делались до них. Розу Веня поставил на кухне. Она цвела и пахла. Ее лепестки завивались и кудрявились, давая питания чувствам, радость глазам и счастье находиться рядом. Ночью Веня плохо спал, переживал за ма. Он подходил к ней слушал ее дыхание и шел на кухню к своей розе. Всем своим видом роза говорила ему, что все будет хорошо и волноваться не следует.

Сейчас ма спала. Он слышал ее спокойное дыхание. В комнате еще не проветрился запах спирта и вскрытых ампул, который остается после «Скорой помощи». Лицо ма выражало спокойствие. Ее ничто не беспокоило.

Он вспомнил первую ночь у Веры, когда они сблизились. И то, как удивился, когда его суть входила в нее и не могла войти. «Не получается, – подумал он. – Почему?» Он как бы остановился перед дверью ее квартиры и не понимал, что его сдерживает. Входил в нее и не мог войти. Не хотел причинить ей боль. Сделать что-то не так. И поэтому прошептал нежно: «Помоги». И Вера помогла ему. И он вошел… И узнал ее. И у него было странное ощущение. Она спросила его: «Ты ничего не заметил?» И он ответил: «Нет». Он не понял, о чем она его спрашивала и сказал: «Ты знаешь, я в этом ничего не понимаю». Под утро они снова соединились. Ее слова, сказанные тогда, сидели в нем и просили разобраться. Постепенно он начал понимать, что они означали через какие-то сомнения, догадки, впечатления. Только теперь он понял, что ее слова означали. И то, смутное, что не давало ему покоя, наконец, сейчас стало ясным и очевидным. «Первый… У нее до меня никого не было…» – подумал он. Его радовала приятная неизвестность открывшейся перспективы. И этого сейчас для него было вполне достаточно.

Веня тихо встал и спустил ноги в тапки.

– Я не сплю, – сказала ма.

– Как ты? – спросил Веня.

– Мне лучше. Не хотела шевелиться. Боялась, как бы сердце снова не разболелось. – Она подняла левую руку, подержала ее поднятой, словно проверяла свои способности и стала ей разглаживать правую, в которую делали внутривенный укол, как будто она онемела.

– Я сварю геркулесовой каши.

– Я сама… Полежу немного и сварю. Ты умывайся.

– Хорошо, – сказал Веня, чувствуя, что тяжесть нависшей беды отступила. Стало легче дышать.

Веня встал с софы и пошел на кухню. В цветочном магазине он купил удобрение для розы. Развел содержимое белого пакетика в стеклянной банке и полил розу. Умываясь в ванной, он слышал, как ма встала и пошла на кухню, где привычно начала звякать посуда. Звяканье прекратилось на некоторое время. «Ма увидела розу… – подумал Веня. – Ма так сроднилась с кухней, что вряд ли кому-то другому захочет уступить свое место, чтобы кто-то еще готовил мне еду. На кухне она находила свою необходимость в моей жизни». Он вышел из ванной освеженный с ощущением радости. Жизнь снова налаживалась. Через десять минут они сидели на кухне за столом и завтракали.

– Кому эти цветы? – спросила ма.

– Вере. У нее сегодня день рождения.

– Сначала я подумала мне. Потом поняла для кого, – сказала с некоторой ревностью ма.

Она не любила сорванные цветы. Они быстро увядали. Садовым цветам она предпочитала простые, луговые, которые цвели там, где выросли.

– Ты сегодня ничего не делай. Я сам уберу квартиру, – сказал Веня и посмотрел на розу.

– Не буду, – сказала ма.

– И посуду я помою.

– Я потихоньку сама. Ты протри пыль и пропылесось квартиру.

Веня протер пыль с мебели, протер подоконник и стал пылесосить. Он вспомнил Веру и подумал: «Ее бедра полны моей любови!» Он слышал, как ма моет посуду. Наступало жизненно важное, семейное равновесие. Это радовало настолько, что пылесос не отвлекал от радости, а, наоборот, становился в его руках участником его радости. Он даже его веселил. Он засосал с пола целлофановый пакет, подавился им и не хотел его отдавать. «Мой пылесос целует все подряд взасос….» – сочинил Веня первую строчку стихотворения. Вторая строчка так к нему и не пришла. И он понял, что стихотворение им закончено. Уже в конце, когда он пропылесосил напольный ковер и закончил пылесосить пол, собираясь перейти для уборки в коридор, у него зачесалась спина. Он выключил пылесос, задумался и уже через несколько секунд прочитал вполголоса экспромт: