Александр Сафронов - Остров Ша

Но в истории с «Маховым», во всяком случае, с тех пор, как он поменял рыбацкую долю на серый цвет бортов, у наблюдающих его швартовки, позывов к аплодисментам не возникало.

Одиозные швартовки «Махова» скрежетали разодранным железом, грохотом сломанных брёвен причалов и оглашали окрестности скорее воплями начавшегося Армагеддона, чем командами и докладами.

А Яковлевичу было забронировано место в эпицентре этого военно-морского недоразумения, потому что он являлся «командиром баковой швартовой команды». То есть, при швартовках, Эбёнс стоял на носу, которым «Махов», пришпоренный с ходового мостика очередным капитан-лейтенантом, который никогда не будет капитаном 3 ранга, бодал чей-то борт.

И на голову боцмана, кружа в воздухе, как золотая листва бабьего лета, опускалась матерщина экипажа свежеободранного корвета.

Эбёнс выслушивал эти сентенции со стойкостью завхоза, взятого в плотное кольцо, посиневшими от холода офисными сидельцами.

Случайно оказавшийся соседним, борт, к своему ужасу, мог получить увечья, не только при швартовке «Махова», но и при его отходе от причала.

При установке торпедных аппаратов на палубе, тогда ещё рыболовецкого траулера, выяснилось, что они упираются в фальшборт. Ну, и конечно, сделали овальный вырез, чтобы атомным лодкам типа «Джордж Вашингтон» было о чём призадуматься.

Как отреагировали американские атомные субмарины на конструктивные доработки траулера, осталось неизвестным, но те, кто был пришвартован соседним корпусом к «Махову», от выреза сатанели.

Огромный консервный нож, который представлял вырез в его борту, цеплял и корёжил соседа .

Первая швартовая операция в карьере лейтенанта Эф, запала в его душу, именно этим чудовищным скрежетом изуродованного металла, и проклятиями , пришедшимися, как обычно, на голову Эбёнса.

Участие лейтенанта Эф, в том мореплавании от одной заводской стенки до другой, было мизерным, поскольку допуска к управлению у него, конечно же, не имелось, но впечатления он получил самые яркие.

Когда ситуация спустилась с экстремальных вершин, а нервный тик Яковлевича вернулся к привычной частоте, боцман подвёл итог швартовой операции:

– Манёвр, достойный адмирала Нельсона… ебёнс.

Глава 7.Штаны резиновые, часы морские и бомба учебная.

Схожесть акта инвентаризации с половым актом, в некоторой нервозности, при их составлении в первый раз в жизни.

Но для акта инвентаризации нужна ещё и комиссия, в составе: председателя комиссии и её членов. И если в рядовые члены комиссии можно записывать кого угодно, то с кандидатурой председателя ясности не было, и Эф сказал механику:

– Михаил Сергеевич, я тебя в председатели комиссии назначил.

Тонкую сеть субординации, упроченную сединой механика и боцмана, Костя распутал удачным, как ему казалось, манером. Эф называл «меха» Михаилом Сергеевичем, но с ударением на «ты», а Эбёнса, Валерием Яковлевичем, с подчёркнутым «вы».

Правда, ответной любезности, в виде «Константина Игоревича», не дождался, списав это на своё, как он считал, не самое лёгкое, в произношении, отчество.

Капитан-лейтенант Зобнин, по нужде, пользовался должностью Эф: «пом» или «помощник», а боцман обращался к Косте строго по званию: «товарищ, лейтенант», но в богатой палитре интонаций, среди которых, преобладало удивление.

– Куда, ты меня назначил? – спросил механик, не отвлекаясь от котлеты, которую он препарировал вилкой, элегантно отогнув мизинец.

– Председателем комиссии по инвентаризации. Я дела принимаю.

– Я рад, что ты наконец-то разродился. Но, вообще-то, инвентаризацию проводят на следующий день, после прибытия на корабль, а не через месяц.

– Ну, я занят был…

– Чем?

– Ну, разным…

– Похвально.

Котлета обрела временное пристанище в желудке механика, и он перевёл взгляд на лейтенанта:

– Ты рапорт о приёме дел писал?

– Да, в первый день. Командир сказал, иначе зарплата не будет начисляться.

– Вот, видишь: дела ты уже принял. К твоему сведению, последнего помощника командира «Махова» перевели на «горбатый» девять месяцев назад.

Механик, вдруг, икнул и испуганно посмотрел на Эф. Было непонятно, что встревожило Михаила Сергеевича: долгие девять месяцев, когда корабельное хозяйство «Махова» велось без бесчисленных «Журналов, учёта материальных средств» или внезапный ик.

Но похлопав себя по груди, и, убедившись, что его здоровье вне опасности, «мех» продолжил:

– Посему, предполагаю, что у тебя завалы по всем направлениям. Командир, который формально принял дела своего помощника девять месяцев назад, теперь эту кучу разгребать не будет. Ему легче тебя придушить. А мне, эти ваши забавы нужны, как зайцу триппер. У меня своих дел хватает. Поэтому, пом, назначь председателем себя, желаю тебе успехов и до будущих встреч!

Михаил Сергеевич шмыгнул носом и поднял стакан с компотом к свету, как это делают сомелье, прежде чем начать дегустацию.

Боцман тоже не стал рисовать радугу, на обозримых горизонтах лейтенанта. Традиционные «эбёнс», которые Яковлевич использовал в качестве знаков препинания, сегодня звучали сочувственно.

– Командир, конечно, не особо вникал … Он, ведь, тут, … временно. Хорошо бы вам, товарищ лейтенант, дивизионные специалисты … помогли бы. Но, эти, … деятели разве помогут?! А вам одному, конечно, трудновато … будет. – и после участливой паузы добавил:

– Вам, товарищ лейтенант, в Росту… надо съездить.

– Куда?

– Это пригород Мурманска… Лучше сейчас, пока мы в Абрам-мысе стоим. С острова Ша… будет сложнее выбираться.

– А зачем?

– Так… на сверку. Вам ведь, по всем управлениям надо сверяться, что за кораблём числиться.

– И все управления в Росте?

– Какие-то в Росте… какие-то в Североморске, что-то в Полярном.

«Махов» отличался от ракетного крейсера , как разнятся актёр, прыгающий в роли зайца, на подмостках театра города К., что за Уральским хребтом, с великим и «народным» артистом, расхаживающим в царских одеждах по сцене столичного театра.

Но как, и жизнь «зайца», и жизнь «царя» расписаны в учении Станиславского, так и флотский уклад закреплён в корабельном уставе. И эта синяя книга, не делает различий между экипажами «Махова» и ракетного крейсера, выстраивая их по боевым частям и службам. А если, кто-то по недомыслию брякнет:

– Ну, какая может быть на «Махове», к примеру, боевая часть номер два?! В смысле, ракетно-артиллерийская.

То такому субъекту следует напомнить о пушечке на баке «Махова», или, если угодно, пулемёте. И пусть, артиллерийская мощь «Махова», и уступает ударному потенциалу крейсера, но толщина всех этих журналов учёта, планов боевой и политической подготовок его «боевой части два», ничуть не жиже фолиантов БЧ-2 ракетоносца.