Сергей Давыдов - Тюрьмерика

Через неделю, наконец, меня вызывают, руки за спину, по коридору, в комнату тихую заводят. Кондишин, офис, почти свобода. Снимают наручники, мерцает монитор на стенке, старенький судья на экране, бумаги рассматривает.

– Так… Мистер Самсоннов… фальшивый паспорт… – глядит из под очков устало… – Деньги есть?

– Деньги… только те двадцать восемь тыс…

Он поднимает руку, хватит, мол.

Стою, жду, он шуршит бумагами.

– Двести тысяч долларов bond. – Захлопывает папку, экран гаснет.

Мне надевают цепи, ведут обратно в казарму. «Двести тысяч выйти под залог?!» Вхожу в зал, народ галдит, играет в теннис, в шахматы, смотрят ТВ, спорят, хохочут, будто эта жизнь – норма… сидеть тут запертым в серой коробке с незнакомым преступным людом, без понятия когда белый свет увидишь.

Еще одна неделя прошла в ожидании. Шестнадцатого апреля, в семь утра, когда еще все были заперты в клетках, донесся голос из спикерфона:

– Самсоннов! С вещами на выход! Пять минут на сборы!

Я метнулся вниз с верхней полки, Джесси тоже вскочил.

– Чува-ак! Ты идешь домой! – вскричал Джесси. – Домо-ой! Ты идешь домой!

– Откуда ты знаешь? – я в недоумении, не может быть…

– Домой! – кричит Джесси, аж скакать начал на здоровой ноге. – Когда объявляют: «с вещами на выход», это значит: «домо-ой»!

Собираю вещи дрожащими руками… какие у меня там вещи, пару книг и кружка пластиковая, что мне тот же Джесси подарил. Отдаю ему свое богатство, стою в оранжевых тряпках у дверей, Джесси мне советы дает, что делать на свободе. Первое: «сразу же в аэропорт и вон из Америки»!

Двери открываются, в зале тишина, все заперты, выхожу в сопровождении охраны, оглядываюсь: в окошечках лица зэков, с грустью глядят мне вслед, кто-то даже рукой помахал.

Выходим в коридор, двигаемся к приемной, там где оформляли три недели тому назад. Впереди, через прозрачные двери, вижу двух федералов в пиджаках. Чистенькие, бритые, в черных костюмах, видимо позавтракали отлично этим утром, может даже и в Старбаксе капучино заправились, стоят, молча и с иронией глядят на меня.

Заводят в раздевалку, выдают гражданские вещи, снимаю оранжевое тряпье, переодеваюсь, а надежда между тем растет и крепнет… «ведь в гражданское переодеваюсь, в свои собственные вещи… джинсики, футболка синяя, свитерок… может все таки на волю… они меня наверное только до машины подвезут, которая где-то тут на стоянке неподалеку… Да… это ведь справедливая страна, разобрались в моей невиновности, сейчас извинятся, отвезут к машине, вернут документы, вещи, деньги, пожелают удачи… да, так и будет…»

Выхожу, даже хочется улыбнуться старым знакомым, робкая надежда таится, но мне вдруг велят повернуться лицом к стене… руки за спину, щелкает холодный метал, наручники вонзились в запястья, берут под локти, выводят в ангар, заталкивают в серую машину.

Ехали около часа по хайвэю. Я, скрюченный на заднем сиденье с наручниками сдавливающими запястья; один федерал рядом, пистолет поблескивающий из под пиджака; второй за рулем. Они неторопливо переговаривались, жаловались на подруг, делились советами как знакомиться в сети. Я смотрел в окно на вольных людей, едущих куда-то в своих автомобилях, вероятно и не подозревающих о своих свободах, а думающих о том, как познакомиться онлайн.

Приехали в здание суда Кливленда, ворота ангарные поднялись со скрипом… въезжаем в темный гараж, боковая дверь в стене неприметная… вхожу в лифт, лицом к стенке… стою в отдельном отсеке с решетками. Оказывается, тут даже в лифтах есть тюремные камеры.

Зал суда, атмосфера свободы и официоза, просторное чистое помещение, судейский стол на возвышении, герб США внушительный на стенке, в окне – серое озеро.

Ко мне навстречу встал высокий мужчина лет пятидесяти, мой бесплатный адвокат, Мистер Ланелл. Протянул руку, похлопал по плечу и сказал, с улыбкой:

– Я знаю, что ты не виноват.

Я выдавил грустную улыбку в ответ… Может на самом деле сейчас разберутся, оправдают, выпустят, отвезут к моей машине, вернут документы и деньги, свободен мол, извини брат.

Это было слушание (bond hearing) о возможности выйти под залог, пока идет расследование. Высокий худой обвинитель с синяками под глазами, усердно доказывал судье, почему меня опасно выпускать. У него была тетрадка и он по пунктам, гневно все перечислял: «два гражданства, один паспорт фальшивый, поддельные налоговые декларации (уже нарыли), нет родственников тут, ничего его не держит в США… убежит, сто процентов убежит, если отпустим». И он был прав, я бы пешком в Нью-Йорк, лишь бы мой легальный паспорт вернули, а оттуда на самолет и домой. Или в Мексику через забор, а оттуда тихонько в Южную Америку, в леса Амазонки, раствориться среди аборигенов и забыть про тюрьмерику.

Минут двадцать слушание длилось, меня трясло, но я молчал, подсудимому не рекомендуется вякать, да и бесполезно. Затем обратно в наручники, мимолетное прощанье с адвокатом.

– Я приду навестить тебя, не переживай, завтра приду, – он меня похлопал по плечу. – Не волнуйся, все будет хорошо.

Меня вывели те же два федерала, передали копам и те отвезли в тюрьму через дорогу. Там вновь процедура оформления: фото, отпечатки пальцев, укол на туберкулез, оранжевые лохмотья и – в чистилище, с кучей только что попавшихся негров.

На стенках в этой конуре висели два телефонных аппарата, арестанты стояли возле них, ожидая очереди поговорить. Это был выход в мир, первое заявление о случившемся, просьбы к родным и близким оплатить залог и вызволить из тюрьмы. Драмы разворачивались у этих аппаратов, драки, крики, разборки. На тех, кто слишком долго говорили, начинали орать, затем оттаскивать, те отбивались, надо найти срочно деньги выйти отсюда. Иногда вспыхивали короткие драки, тогда вбегали охранники, хватали нарушителей и волокли в карцер.

Часа четыре длились драмы в телефонной клетке, мне звонить было некому, я сидел на железной холодной скамье, оцепеневший, без мыслей, «что будет то и будет, выхода отсюда нет».

Наконец, вместе с еще несколькими узниками, меня отвели на девятый этаж и поместили в квадратный зал, переполненный людьми в оранжевых тряпках. Они ходили кругами по залу, сидели на железных стульях и полках, некоторые на полу. Было супер шумно, около восьмидесяти человек в этом каземате. Помещение двадцать на тридцать, крохотные окошечки в стенках, выглядываешь на волю и видишь здание суда напротив, город и кусочек озера.

Мне выдали полку номер один, прям у входа, напротив туалета. Надо сказать, что со временем я туалет в тюрьме стал называть: «аэропорт» . Шум спускаемой воды напоминал мне звук реактивного самолета на взлетной полосе. Маленький тайфун, а не туалет. И всю ночь народ курсирует мимо меня на этот аэродром туда обратно… звук взлетной полосы ревет нон-стоп да и зэки не умолкают… я моментами отключался и дремал посреди сюрреального кошмара.