Александр Миронов - Русская удаль. Сборник рассказов – 3

Дед был выпивши. Будучи и без того в печали, Мореман после вина совсем загрустил и, как морской волк, списанный на берег, пел о море, тянул эти две строчки, поскольку других не знал. И голос его улетал в Космос, навевая на земные души тоску.

Давайте заглянем через пласт времени, скажем, через пласт трёх последних десятилетий, где-то в тысяча девятьсот восемьдесят четвёртый год, и с высоты сегодняшнего дня представим себе ночь, хмурую, прохладную, где вы далеко от родного дома. Пусть не в пустыне, но в иной ситуации и многолюдный город может вымереть. И в вашей душе, с момента наступивших сумерек, возникло тоскливое чувство оторванности, словно вы не на обитаемой Земле, а где-то в такой дали от неё, что голубая планета светит вам едва заметным огоньком родимых окон. Душа рвётся к нему, плачет, но жестокий закон невезения примагничивает вас к обочине, к огороду, к перекрёстку или просто к столбу. И обстоятельства становятся выше ваших возможностей.

Представили, окунулись?.. Будем считать, что вы вместе со мной в той эпохе, и в тот полночный час июльской ночи у выше означенного объекта, то есть у столба.

А в те памятные достославные времена, когда машины стояли не в магазинах, а на базах ОРСов, УРСов и выдавались покупателю по очереди предприятий за высокие показатели в труде, за безупречную службу, за хорошее поведение в быту, и просто по блату. Тогда и запчасти к ним тоже были в основном на складах, частично в магазинах по сказочным ценам, то есть в три, пять, а то и в десять раз дороже и, разумеется, также по блату. То есть уже задолго до сегодняшнего дня опередили надвигающиеся социальные перемены. Но качество автомобилей и запчастей к ним, оставалось желать лучшего. А что касается автосервиса, то тут отдельная притча. Поэтому этот момент можно считать небылью, а плавно перетёкшее в наш век бессменное достояние и, похоже, – бессмертное. И потому наши средства передвижения, стóит какой-то детальке выйти из строя – встало! Даже при наличии гарантий отечественного автопрома, которые были далеко не в пример западным, (где гарантийный ремонт три-пять лет или пробег авто не 10 000 км, а в десять раз дольше). И если встало, то будь в нём хоть восемь, хоть все восемьдесят «лошадей» – не сдвинется с места. И особенно там, где негде их «подковать» и не к кому обратиться за помощью, поскольку в те достославные времена автосервисы были неуклюжими и инертными. Но не в том смысле, что набрать скорость им не на чем было (почти под каждым автослесарем была какая-нибудь да лайба, а у некоторых, хоть захудала, но иномарочка – а они-то уж знали, чем отличаются отечественные модели от закордонных). И не в том смысле, что автосервисы не имели передвижных ремонтных средств. А в том, что клиенты были не избалованы их вниманием и сами ехали к ним с протянутой рукой из-за поголовного дефицита запчастей. Буксировались или на чём-либо привозили к ним свои средства передвижения и становились в очередь на неделю, а то и на месяц. Это были злачные прикормленные места для волшебников жестяных и моторных дел, по этой причине высокомерные и нагловатые. К ним на «кривой» кобыле, конечно же, и не подкатишь.

И поэтому автовладельцы с завистью смотрели на дикий запад, где за частниками, такими вот горемыками, как я, агенты автосервисов едва ли не охотятся. Где в любое время суток можешь прибегнуть к их помощи (если судить по фильмам из-за бугра), а здесь, в России-матушке… тут стой, блажи, хоть сам впрягайся в лямки и буксируй машину до дому или до автосервиса – никому до тебя нет дела. Никто не поможет. Хотя и сейчас, четверть века спустя, нет уверенности в обратном.

Так вот, как только я почувствовал неладное в моей «Ладушке», то я попытался сам подкрутить её гайки. Но бесполезно. Правда, днём, когда приехал в Малоярославец, подходили с десяток спецов. Однако действий от них было мало, зато советов… А советы я и сам даю, могу и бесплатно, когда в настроении. И только один товарищ, Михаил, пытался было проявить содействие, но моя особь, из металла и резины, оказалась также не по его рукам. Плюнул мой Миша, и помахал дяде ручкой, то есть мне.

Вот он тот, заколдованный круг, в котором я припух. Стою на площадке в ста метрах от дороги, которая широкой улицей проходит по городу, и кукую. Стоянка эта не та, что специально оборудуют под осмотр автомобилей, не асфальтированная, а грунтовая. В дождь она живописно раскисает – я в том убедился сам сегодня, – в вёдра её утрамбовывают десятки колёс, превращая в довольно-таки сносную площадку. И я стаю на ней, поглядываю на небо, молю Бога, чтобы он не расплакался надо мной от сострадания. И, кажется, вопль этот доходит до слуха моего сострадателя.

Но стой, не стой, а что-то делать надо. И я пошёл на большую дорогу. Я хоть и доведён до отчаяния, но ещё не был сломлен.

Центральная улица Малоярославца освещена фонарями. Лампы ионовые с желтизной и асфальт от их света рыжий, словно его навощили воском.

Облака низко плывут. Я смотрю наверх, желая заглянуть за них и выразить признательность своему покровителю, но лохматые бороды прятали его лик от моего заискивающего взгляда.

И вот, наконец, со стороны Обнинска из низины выныривают пара огней. Слышится грохот бортов. Я приготавливаюсь.

Вскидываю правую руку. Стой!.. Стой!!. Но груженный КАМАЗ с полуприцепом прошёл мимо, чихнув на меня гарью.

Вот вам здравствуйте-пожалуйте!..

Тополя шумят, качаются под прохладным ветерком. Не спится им. Кому-то ж взбрела когда-то блажь в голову, безвинную тихую липку заменить на беспутный тополь – сеет пух в рот в нос, не говоря про квартиры и прочие частные, и общественные помещения. Ни духу от него, ни цвета, одна аллергия.

Ждём…

Ага, ещё фары мелькнули. Приближаются. Так, приготовились…

Мимо! Лесовоз. Ну что же, гладенькой тебе дорожки.

Из тьмы на жёлтом асфальте, как на экране, появляются трое, на велосипедах. Катят медленно, не торопятся. О чем-то болтают. Молодые, два паренька и девчонка между ними. Когда со мной поравнялись, один, тот, что был ближе ко мне, предложил покататься.

– Спасибо, – говорю, – не на чем.

Ребята засмеялись.

Сколько же время? Присмотрелся к циферблату – часы электронные, без подсветки. Свет от столба падает, отражается от окошечка, а цифирь не видно. А нет, поймал. Тридцать пять первого – ого! Вот что значит вторая жена.

Из низины опять фары мелькнули. Ну, теперь всё! Или сейчас или… Как таксистов тормозят? Тремя пальцами – трояк. Пятью – пятёрка. Приготовились…

На «Ниве» кто-то летит. Машу пятерней: стой! стой!.. Аванс даю сразу же!.. Да куда там. Несётся, как угорелый, и не до знаков ему, не до правил уличного движения, и, естественно, не до меня. Поди, навёрстывает лимит времени, отпущенный женой.