Ольга Аникина - С начала до конца (сборник)

Куликовы были мещанами. Они жили в каменном доходном доме, принадлежавшем каким-то местным купцам. В довоенное время у Куликовых была даже прислуга, которая готовила еду и помогала по хозяйству. В 11-м году родился Колька, в 14-м – Борька, и тут же, в 14-м году, летом, их отца, Николая Куликова, забрали на фронт в составе 41-го сибирского стрелкового полка. Осенью 1915 года прапорщик Куликов был убит в сражении у г. Крево под Сморгонью, в Западной Белоруссии.

Из квартиры солдатки Ираиды сначала ушла прислуга, потом начала исчезать мебель – дубовый комод, ореховый стол. В комнатах стали появляться чужие люди – постояльцы. Ираида шила на заказ и варила скудные обеды на вынос, мальчишки бегали пособлять артели каменщиков, тем и жили. Когда большой каменный дом понравился новой власти и в нём решили сделать государственную контору, семьи жильцов были выселены в маленькие домишки по левому берегу Каменки – жили в одном доме по две, по три семьи. Но, несмотря на бедняцкий быт, за братьями Куликовыми в округе, кроме необидной дразнилки «кулик-невелик», закрепилось ещё и прозвище «барчуки» – очевидно, в память о том красивом каменном «барском» доме, в котором они росли, когда ничто ещё не предвещало тяжёлых перемен.

Колька учился в школе, а в свободное время играл на улице. Потом в школу пошёл и Борька. Учёба им давалась сносно, ребята были усидчивые и с хватким умом. Но прозвище «барчуки» так и осталось за ними, и за пределами школы, на улице Левый Берег, оно подкарауливало их за каждым углом. Ни выполненные по дружбе уроки, ни общие игры, ни Колькина меткость на городошной площадке, ничто не могло заставить соседских мальчишек забыть то, как на их улице очутились братья-барчуки. А те, в свою очередь, в долгу не оставались, и в Закаменке драки вспыхивали до нескольких раз в неделю. Кулаки у барчуков были крепкие, да и местные от них не отставали, и с переменным успехом слава перекатывалась то на одну, то на другую сторону улицы. Потом к барчукам примкнуло еще несколько ребят, как видно, любителей математики, и уличные бои на Левом Берегу к тому времени приняли масштаб общегородского события. Потому что и противник у барчуков был тоже особенный.

Сашка Задонский, старший сын каменщика Ильи Задонского, приехавшего в Нск на заработки откуда-то из-под Вятки, что в Казанской губернии, был младше Кольки на целых полтора года, но из-за своих силы и роста он выглядел гораздо взрослее. Сашку отличали вздёрнутый длинный нос, насмешливый рот и отчаянная храбрость в крови. Задонский был первым, на спор прыгнувшим с крыши дома старухи Ульяны в её огород. Чтобы не покалечиться при прыжке, следовало перемахнуть через стоящую у входа в дом бочку с водой, и Сашке это удалось. Ульяна, увидев, как с её крыши в самый укроп летит человек под улюлюканье уличной шпаны, заголосила что есть мочи, схватила веник и отлупила летуна почём зря. Она хотела было нажаловаться в милицию, но Сашкины друзья на следующий день перекопали ей огород, и Ульяна успокоилась. Только на забор повесила второй замок.

Ещё Сашка мог на спор провисеть на ветке дерева полчаса, покачиваясь и поддразнивая толпу мальчишек – провоцируя кого-нибудь из них повторить подвиг. Однажды, когда через истекшие полчаса Сашка, победно крикнув, разжал затёкшие пальцы и спрыгнул вниз, сопровождаемый дружескими восхищёнными возгласами, от небольшой группы ребят, стоящих поодаль, отделился смельчак.

Это был старший Куликов. Он вызвался провисеть на дереве тридцать три минуты, залез на дерево и потребовал засечь время. Время засекли. На десятой минуте Колька ощутил острую боль в правой руке. Потом в спине. Кто-то снизу бросил в него острый камешек, а вслед ему ещё один. Раздался смех. «Это нечестно! Сволочи! А-а-а!» – орал Колька, извиваясь в попытках увернуться от летевших в него снарядов. По весёлым выкрикам, раздававшимся со всех сторон, Колька понял, что внизу вовсю шло соревнование в меткости. Громче всех кричал Задонский, удачно обстреливая цель, болтающуюся на ветке. Он сообщал товарищам, в какое место на теле жертвы он сейчас целится и держал пари на то, что попадёт. Дрыгающий ногами Колька что было сил сжал зубы и напряг кисти: он должен был провисеть так тридцать три минуты и ни секундой меньше! И лишь когда обстрел прекратился, а внизу раздались крики: «Наших бьют!» и «Колоти Задонского!», он, пытаясь разглядеть, что же там, на земле, – решил, что им уже никто не интересуется и разжал пальцы. Но только Колькины ноги коснулись травы, он услышал над собой ликующий крик заклятого врага: «Слабак! Продул!» – и, не успев сообразить, с какой стороны ему ждать удара, тут же наткнулся скулой на чей-то кулак.

Это был настоящий позор. Теперь к прозвищу «барчук» присоединилось ещё и погоняло «слабак» и, самое ужасное – из ниоткуда выплыли требования вернуть долг: Сашка и его дружки вдруг ни с того ни с сего стали утверждать, что спор вёлся на деньги. С каждым днём долг Кольки рос, и ничего с этим сделать было нельзя. Выйти на улицу стало невозможно.

И Колька решил убить Задонского. Он всё продумал. «Первым делом – нож», – объяснял он Борису, и тот понимающе кивал. «Главное – найти такой нож, который, если вдруг его разыщут – поставил бы милицию в тупик. Чтобы никто не догадался, кто и зачем зарезал эту сволочь. Поэтому нам нож нужен острый, но не домашний, с кухни, и не чей-нибудь из округи». Кто поможет его достать? Выбор пал на китайца Ходю – тот часто появлялся в городе и по дешёвке продавал купленные-перекупленные неизвестно где мелочи: бритвы, утюги, строительные инструменты. Ходю Борька подкараулил на городском рынке, и китайцу подарили лишний рубль за молчание.

Через два дня от Ходи пришёл свёрток, который даже разворачивать было страшно. Несколько дней Колька ходил с этим свёртком, засунутым во внутренний карман куртки – привыкал. Дома, в одиночестве, он учился брать нож в руку, то так, то этак – и пытался делать рукой движения, распарывающие воздух. Потренироваться было не на чем: в доме Ираиды мясо водилось редко, подушки было жалко, а от одной мысли о том, чтобы убить на пробу какую-нибудь собаку и испытать оружие в действии, у Николая сразу темнело в глазах и сердце закатывалось в желудок. Наконец Колька поставил себе срок: три недели. Терпеть издевательства мальчишек с улицы стало невыносимо.

Но через неделю после покупки ножа по улице Левый Берег пошёл слух, что Задонские переезжают из Закаменки – в какой район, Колька не запомнил. За день до отъезда Сашка и Николай случайно встретились на улице по дороге из школы. Вокруг никого не было.