Елена Ворон - Лоцман на продажу

Он поймал ее запястье и придержал, вглядываясь в загадочное, полускрытое черным шелком лицо.

– Зачем тебе маска?

– Прятаться.

– От кого?

– Дурацкий вопрос, – она недовольно повела плечами, и Лоцман поспешил спросить о другом:

– Кто ты?

– Хозяйка.

– Второе «Я» нашей Богини?

Женщина прищурилась; он уловил движение длинных ресниц в прорезях полумаски.

– Напрасно Ингмар наболтал тебе лишнего… – протянула она. – Согласна: второе «Я».

– То есть тяга к жестокому в первую очередь сидит в Богине? – уточнил Лоцман, озабоченный будущим своих актеров.

– Ну-у… можно сказать и так, – неохотно признала Хозяйка. – Ведь мы с тобой – ее воплощения.

– Замечательно, – хмуро бросил он. – Великая честь – воплощать в себе такую злыдню.

– Не богохульствуй! – возмутилась женщина.

Лоцман продолжил расспросы:

– А почему ты не появлялась раньше?

– Хозяйка всегда скрывается от обитателей мира, – отозвалась она холодно. – И от Лоцмана тоже.

– Отчего же сегодня вышла? Стало невтерпеж?

Она выдернула руку из его пальцев. Гордые губы сурово сжались, женщина отступила.

– Погоди обижаться, – попросил он. – Я пытаюсь понять, что к чему.

Хозяйка смягчилась.

– Я и сама не понимаю толком. Что-то изменилось в мире – я еще не разобралась, что именно. Но мне захотелось к тебе явиться, и я смогла. – Она потянулась к Лоцману, заставила его нагнуть голову и прохладными, как ночной ветерок, губами коснулась лба. – Я еще приду к тебе, хочешь? – Хозяйка неожиданно смутилась, переступила с ноги на ногу и попала босыми пальцами на край полотняной салфетки. – О-о, что тут лежит! – вскричала она обрадованно, словно только сейчас обнаружила принесенный Ингмаром пирог. – Я съем кусочек?

– Сколько угодно. Постой; я сделаю ужин. – Лоцман оглянулся, прикидывая, где расставить посуду с яствами.

– Не трудись. – Красавица засмеялась. – Я хочу только пирога.

Он поднял угощение вместе с салфеткой, разломил пополам и поднес Хозяйке.

– Благодарю, – она выбрала себе долю и съела, откусывая маленькими кусочками и смакуя. – Восхитительно. В наших кладовых довольно всяческих запасов, но клянусь Ясноликой, Эстеллина стряпня превосходит все.

Хозяйка заметила, что не притронувшийся к пирогу Лоцман глядит на нее во все глаза, и улыбнулась с тихой нежностью, так не похожей на страсть, свидетелем которой он был несколько часов назад.

– Мир изменился, это правда – но пусть бы он изменился к лучшему. Доброй ночи.

Лоцмана неодолимо потянуло коснуться ее на прощание, сказать: «Как жаль, что ты уходишь». Он придвинулся, хотел было взять ее за руку – но Хозяйка неожиданно шарахнулась, точно от ядовитой змеи.

– Нет! – И еще раз, жалобно, со всхлипом: – Нет!

– Ты что? – обескураженный, он отступил.

– Я поняла… Не подходи! – выкрикнула Хозяйка с надрывом, хотя Лоцман и не думал трогаться с места. – Я все поняла! О-о, Светлоликая, будь же милосердна!

– Великий Змей! Что ты раскричалась? – Он сосредоточился – и сотворил на ладони серебряный кубок с вином. – Глотни-ка.

Женщина отшатнулась.

– Это твоя кровь, – вымолвила она трагическим шепотом. – Побереги ее.

– Конечно, сберегу, – кротко согласился Лоцман, посчитав, что Хозяйка внезапно повредилась в уме. – Смотри: она будет храниться здесь, – он поставил кубок на край малахитовой чаши. – А теперь пойдем…

У нее задрожали губы – казалось, гордая красотка вот-вот ударится в слезы. В голубых сумерках лицо в полумаске казалось призрачным и еще более прекрасным, чем при ярком солнце.

– Дурачок, – прошептала она, – не понимаешь…

Хозяйка вдруг повернулась, кинулась бежать и в мгновение ока растаяла в душистых зарослях вечернего сада. Стало тихо, только посвистывал и напевал ветерок, да жалобно позванивали осыпающиеся с печаль-дерева цветы. И будто дальнее эхо, долетел рыдающий голос:

– Отныне ты – мертвый Лоцман!

Поутру Лоцман явился в столовую, по обыкновению, позже всех. Однако сегодня он не гонял по округе на мотоцикле, а прочесывал дворец и башни Замка в поисках Хозяйки. Не нашел.

– Всем доброго утра, – он уселся во главе длинного стола.

Бросил вопросительный взгляд на Ингмара: поведал ли ты про выходки Хозяйки? Северянин невозмутимо поглощал мясо, заедая моченой брусникой. Стало быть, новостями не делился – не в его характере трепать языком направо и налево. После вчерашней исповеди Лоцмана они не видались, и северянин еще не знал о втором явлении Хозяйки и ее странных криках о «мертвом Лоцмане». Об этом следовало потолковать с глазу на глаз.

Сквозь высокие витражи лился золотисто-розовый свет. Он отражался в зеркалах, плыл над белой скатертью и фарфоровой посудой, зажигал блестящие точки на серебряных приборах. Охранитель мира оглядел выложенную на блюдах богатую снедь и с изумлением обнаружил жареного зайца: как повелось, если он сам не сотворял горячее, на завтрак жаркого не бывало.

– Что за переполох в приличном доме?

Эстелла положила ему в тарелку изрядный кусок.

– Чего не сделаешь ради Лоцмана! Даже встанешь спозаранку и зажаришь дичь.

– Спасибо. Потрясающе, – он принялся уплетать зайца за обе щеки, хотя по сравнению с тем, что подавал на стол охранитель мира, мясо оказалось жестковато.

Рафаэль не поленился подняться с места и налить ему вина; Лусия то и дело подкладывала Лоцману кусочки повкуснее – все трое стремились загладить вчерашнюю размолвку. Он был тронут. В сущности, он сам провинился перед актерами – сорвал съемку, а виноватыми себя чувствуют они.

– Эст, как по-твоему, зачем красивой женщине скрывать лицо под маской? – выдержав приличную паузу, заговорил Лоцман.

Льдистые глаза Ингмара блеснули; однако он промолчал и как ни в чем не бывало продолжал жевать. Эстелла отнеслась к вопросу серьезно: руки с ножом и вилкой опустились, брови сдвинулись – она усердно ловила разлитые в воздухе сведения. Лоцман и сам полночи ловил, что мог, процеживая информационное поле, но ему хотелось услышать мнение актрисы.

– По обычаю, – Эстелла перевела дух. – В некоторых странах женщине положено прятать лицо от чужих, и ее видят только домашние.

– Или, к примеру, лицо обезображено, – подсказала Лусия.

Все посмотрели на девушку, и от смущения у нее закраснелись мочки ушей.

– А если она носит полумаску? – продолжал Лоцман.

– Значит, обезображена середина лица. А что?

– Ничего, так просто…

Охранитель мира способен творить жареное мясо, канистры с бензином и целительное вино, но в силах ли он исправить лицо Хозяйки? Лоцман невольно провел пальцами по извилистому шраму на щеке. Вчера перед сном он попытался стереть след старой раны – и с досадой обнаружил, что собственное тело не подчиняется приказаниям. Оно находится выше уровня, на котором Лоцман может творить и изменять свой мир. А Хозяйка – она и есть Хозяйка, а не простая актриса; и большой вопрос, распространяется ли на нее власть охранителя мира.