Сергей Чевгун - Там, вдали, за… Повесть и рассказы

Ровно через семнадцать минут после форшока, в 20.54 по тихоокеанскому времени, повторный толчок – автершок – ощутили жители Японии. По данным Токийской сейсмологической станции, очаг землетрясения располагался в 230 км. к северо-востоку от острова Хатидзио. И уже совсем скоро цунами достигло архипелага Идзу, заставив изрядно поволноваться береговые службы. Впрочем, высота волн не достигала и полуметра.

После этого в течение нескольких часов сейсмические станции обоих полушарий зафиксировали более сотни толчков, от двух до пяти баллов по шкале Рихтера. Впрочем, ни разрушений, ни человеческих жертв в районе сейсмической активности отмечено не было.

А за пятнадцать тысяч километров от эпицентра землетрясения магистр естественных наук Герман Шульц глянул в последний раз на сейсмограмму, решительно захлопнул Лява и Рэлея и отправился на второй этаж, к своему шефу – профессору Крестовски.

Тот был в кабинете не один. При виде встревоженного магистра ассистент профессора, доктор Бельц, досадливо поморщился и оборвал разговор на полуслове, у самого же Крестовски брови удивленно поползли вверх:

– В чем дело, Шульц? Что-то случилось?

– Да. В смысле, нет. То есть, кажется, да… – Шульц смутился, но быстро взял себя в руки. – Скажите, профессор, я похож на сумасшедшего?

Профессор внимательно посмотрел Шульцу в глаза и деликатно промолчал. Вопросы сугубо медицинского характера его не интересовали.

– На сумасшедшего вы не похожи, – пришел на помощь доктор Бельц. – Хотя, если бы я не знал вас раньше… Да что произошло, Герман?

– Обширный эндогенный процесс в Тихом океане. Рой подземных толчков. Тектонический излом с аномальным возмущением астеносферы, – объяснил, словно бы на клавиатуре отстучал, Шульц.

Ответом было тревожное «О майн готт!», прозвучавшее нестройным дуэтом.

Через минуту профессор с ассистентом уже сидели, голова к голове, и буквально вгрызались глазами в сейсмограмму.

– Вы совершенно правы, коллега, – профессор мельком глянул на Шульца. – Возмущение астеносферы заметно отличается от нормы. Типичная аномалия. Например, вот эта характерная зазубрина, видите? Не ошибусь, если скажу, что это последствие автершока.

– Здесь никак не меньше четырех баллов по шкале Рихтера, – хмуро заметил Бельц, невольно покосившись на висевшую в кабинете карту. – Для старушки Европы начинают звонить колокола!

– Мои австралийские друзья сказали бы проще: это лошадь потерлась о столб веранды, – в тон ему отвечал Крестовски. – Хотя их вряд ли заинтересует то, что происходит на Евро-Азиатском континенте. Человечество на удивление беспечно, – профессор вздохнул. – Впрочем, для них, да и для нас тоже, последствия тихоокеанского катаклизма пройдут безболезненно. Вот разве что Восточную Европу слегка тряхнет… Я думаю, это будет Польша или Россия. Вам приходилось бывать в России, Бельц?

– Пока нет, профессор, – хмуро отвечал Бельц. – Достаточно, что там когда-то побывал мой дедушка…

– Удивительная страна! – продолжал профессор. – Что характерно, там всегда что-нибудь происходит. В прошлом веке у них уже были Спитак, потом Нефтегорск…

– А еще у них была perestroyka, – язвительно отозвался ассистент.

Профессор на это никак не отреагировал. Он еще раз внимательно просмотрел интересующий его сектор и сказал:

– Да, скорее всего, это будет Россия, – на мгновение лицо у Крестовски стало растерянным. – В сейсмически опасных районах может произойти локальная подвижка пластов, возможно, нарушится геоструктура… Впрочем, это пустяки. Думаю, никаких глобальных катастроф у русских на этот раз не произойдет. Хватит им и того, что они уже имеют!

Профессор читал сейсмограмму, как слепой – книгу, чуть касаясь ее кончиками пальцев. Читал быстро, практически без ошибок. Герман Шульц стоял у карты и отмечал направление тектонического излома черным, как ночь, карандашом.

Было около одиннадцати часов по Гринвичу. Где-то за тысячи километров отсюда, вдоль линии тектонического излома, на многокилометровой глубине, от чудовищного давления гранит перемалывался в песок, подземные реки меняли свои берега, и графит превращался в алмазы. А в городе Кельне, известном своей университетской лабораторией, профессор Крестовски пытался угадать ход событий, к которым мир еще не был готов.

Не успел звонок заиграть мелодию Хачатуряна, как Нина Андреевна отложила модный журнал и пошла в прихожую.

– Что-то ты сегодня поздно. Обещал ведь пораньше приехать. Я когда еще обед приготовила! На кафедре задержался? – спросила Нина Андреевна, закрывая за супругом дверь.

– Да нет, в городской администрации был. На совещании.

Рябцев пристроил папку с «Осмыслением» на трюмо, разулся, надел шлепанцы, и экономная Нина Андреевна тотчас же выключила в прихожей свет.

– Иди, обедай, – сказала она, направляясь в комнату. – И не забудь потом посуду вымыть.

Увы! Все счастливые семьи имею привычку обедать, впрочем, и несчастливые тоже. А вот тарелки в каждой семье моют по-своему. В счастливых семьях есть прислуга, в несчастливых же чаще всего этим занимается супруг. Впрочем, Рябцев на семейную жизнь не жаловался, он к ней привык.

Управившись с посудой, Михаил Иванович прошел в комнату и сел на диван.

– Что там у тебя? Выкладывай, – Нина Андреевна внимательно посмотрела на мужа. Она всегда чувствовала, какое у того настроение. Сегодня муж был явно не в духе. – Что случилось?

– Ничего особенного. В городской администрации начинают к Годовщине готовиться. Специальную комиссию создали.

– И тебя в нее включили?

– И меня.

– Ну и ладно. А расстроился из-за чего?

– Да я, собственно, и не расстраивался, хотя… – Рябцев сделал неловкую паузу. – Знаешь, когда каждый встает и начинает денег на подготовку к Годовщине просить, как-то неловко себя чувствуешь. Будто бы и ты из их числа. А я просителем никогда не был.

Здесь Нина Андреевна мужа совершенно не поняла.

– Ну, просят и просят… Мог бы и ты попросить. Ты сколько лет свою монографию издать не можешь? – спросила она, но ответа не получила. – Гулькин на совещании тоже был?

– Был. Кстати, дал мне рукопись своего нового романа, просит, чтоб я предисловие написал. Издавать собирается.

– И тоже денег просил?

– Не сам он, конечно, а за него… Но разговор такой был.

– Понятно. Уж Гулькин своего не упустит.

И словно накаркала! Тотчас же зазвонил телефон. Рябцев снял трубку.

– Слушаю.

– Еще раз привет, – это был, точно, Гулькин. – Я тебе вот по какому поводу звоню… Да подожди ты, пиит несчастный! – слышно было, как Гулькин, закрыв трубку ладонью, переругивается с кем-то далеким и невидимым. – Извини, Миша, это я не тебе.