Инга Максимовская - Neлюбoff

– Они прекрасны – восторженно говорит Софья, тут же надев на себя обновку. – Никогда их не сниму. Ты удивительный, Анатоль. Странный, но понятный.

– Как ты меня назвала? – смеюсь я.

– Ну, раз я Софи, то ты Анатоль. По – моему, справедливо – отвечает она. – Ты обиделся?

– Нет, разве можно на тебя обижаться? Просто, единственный мой друг, Пашка, только так меня и зовет. Я познакомлю вас. Он тебе понравится. Пашка еще более странный, чем я.

– Да уж, везет мне на чудиков.

ГЛАВА 10

– Пойдем домой – говорю я, расправившись с лазаньей. В голове шумит от выпитого вина, а может, от пьянящей свободы, легкости крыльев, подаренных мне Анатолием.

– А десерт – спрашивает он?

– Обойдусь. Идем, я устала, как бурлак.

– Ну, идем, бурлак мой – со смехом говорит он. Судя по тому, как кланяется официант, чаевые Анатолий оставил катастрофически щедрые.

В такси я сразу проваливаюсь в сон, так и не дослушав, с кем же изменила жена брата таксиста, и чем кончился сей адюльтер, для нее и ее любовника. Бедный Анатолий, ему пришлось выслушать полную версию этой захватывающей дух истории от, не в меру, говорливого водителя. – Спи – говорит Анатоль, когда такси останавливается, и легко подхватив меня на руки, несет домой, баюкая словно младенца. Он напевает, какую – то смешную, песенку и тихо дует мне в ухо. Приятно и тепло. Так делала моя бабушка, в те счастливые дни, когда я ночевала в ее маленькой, уютной квартирке, наполненной запахами выпечки и духов «Красная Москва», ее любимых. С того времени, я не помню такого спокойствия и защищенности, какие ощущаю сейчас, лежа в его теплых, мужских руках.

– Не уходи, – прошу я, когда он, стянув с меня платье и, заботливо, подоткнув одеяло, направляется к двери – не уходи, полежи со мной.

– Отдохни Софи, тебе это нужно. А у меня полно неоконченных дел. Я немного поработаю и приду, обещаю – увещевает он меня словно маленькую девочку, боящуюся чудовищ живущих в темноте. Я лежу в темной пустоте комнаты, оставшись совершенно одна, и прислушиваюсь к звукам, доносящимся из – за закрытой двери: глухому голосу Анатолия, обсуждающего сроки сдачи проекта, звуку льющейся в туалете воды, и шорохам, которые живут в каждом доме. Они хранят воспоминания о каждом, кто хоть как – то соприкасался с жилищем. О строителях, заложивших первый кирпич в его фундамент, о каждом, жившем в его стенах, человеке. И конечно о чудовищах, которые живут не в темноте. Нет. Они живут в душах каждого из нас, будя воспоминания и разрушая изнутри. Мифические монстры, ничто, по сравнению с болью потери, расставанием и пережитым насилием. Они не сделают больно, не унизят, не оставят умирать на улице. Главное не бояться, и они исчезнут, унесенные легкой дымкой детских воспоминаний. У Анатолия тоже есть персональные чудовища, о которых он не рассказывает, но это не означает, что их нет. Они живут в фотографиях, на которых его обнимает белозубая красавица, в кухне, явно обустроенной ее холеной рукой. В его сломанной, все той же рукой, душе, которая жаждет пробуждения. И он ждет помощи, выбрав для этой цели самого бесполезного человека – меня. Меня, у которой целая армия своих демонов, дерущихся за право обладания моей никчемной жизнью. Сон совсем не идет, больно, с мясом, выдергивая из памяти воспоминания бродяжничества, постоянно меняющихся мужчин, ставших моим источником пропитания. Нельзя сказать, что ко мне плохо относились. Не плохо – равнодушно, как к автоматической игрушке, раздвигающей ноги за тарелку плова в забегаловке при авто – салоне, и бутылку кислого вина. Особенно запомнился один старый еврей, в силу возраста, не имеющий возможности полноценно заняться сексом. Он тыкался в мою шею слюнявыми губами, и терся об меня, словно дворовый кобель в период гона, вызывая у меня горькое отвращение к себе и жалость к его неполноценности, смешанную с состраданием. Потом, он плакал на моей оголенной груди, слизывая с сосков свои благодарные слезы, а я смотрела, как поднимается кудрявый сигаретный дым к желтому, потрескавшемуся потолку его квартиры. Мне повезло, я не нарвалась на извращенца, которых пруд – пруди, не была найдена растерзанной, где – ни будь в лесопосадке, и не подцепила гнусной болезни, которая медленно убивает физическое тело. И не знаешь, что страшнее, мгновенная смерть от рук подонка, или медленная, от съедающей изнутри, срамной болячки. Вместо этого я лежу сейчас в теплой постели, сытая и чистая, заранее зная, что разрушу жизнь моего благодетеля, поселив в его душу, еще одно мерзкое чудовище.

– Ты, почему не спишь – спрашивает Анатолий, тихо войдя в комнату?

– Думаю.

– И, о чем, интересно? – Обо всем. О том, что живу, чью то, чужую жизнь, сейчас. И ты это понимаешь, просто тебе застилает глаза, выдуманная тобой, любовь ко мне.

– Ты считаешь, что тебя нельзя любить? Почему? – удивляется он.

– Потому что, даже, я сама себя не люблю. Скорее, презираю. Поверь, есть за что. Начни я рассказывать сейчас, что было, после того, как мать выгнала меня, ты тоже пересмотришь свое отношение ко мне.

– Так не рассказывай, в чем проблема. Видишь ли, мне, совсем не интересно, что было. Многие знания, никогда не приносят в человеческую жизнь ничего кроме проблем. Не нужно жить воспоминаньями, Софья. Это путь тупиковый. Живи сейчас.

– Хорошо. Сейчас, так сейчас – соглашаюсь я и откидываю одеяло – иди ко мне. Я хочу тебя.

Софья впивается в мои губы, жадным поцелуем. Ее язык рисует замысловатые узоры в моем рту.

– Ты сводишь меня с ума – шепчу я, лаская маленькую округлую грудь, затвердевшие от желания, вишневые соски. Мои губы блуждают по ее теплому, алебастровому телу, покрывая поцелуями его каждый сантиметр.

– Не могу больше, меня сейчас разорвет – говорит она и садится на меня верхом, перехватывая инициативу. Она обхватывает мои бедра своими, молочно – белыми ногами, от чего мое сердце, тут же начинает выбивать дьявольскую чечетку. С каждым ее движением, с каждым моим толчком внутри нее, я чувствую, как растворяюсь в ней. Потому и сжимаю ее округлые ягодицы своими руками, оставляя на них отпечатки винного цвета. Мне страшно, что если я разожму их, то ничто больше не удержит меня на этом свете. Я просто исчезну. Растворюсь в рваном угаре, наполняющего мое тело, экстаза.

– Только, не останавливайся – умоляю я, чувствуя, как дрожат ее бедра, предвосхищая скорый оргазм, как участилось ее дыхание. Оно вырывается, разбавленное стоном наслаждения, из распухших от поцелуев, губ моей Софи. Она облизывает их языком и замедляет свой чувственный танец, содрогаясь в сладко – пряных судорогах.

Время, словно сжалось до размеров микрона, фантастически распяв мое тело, разделив его на, не сообщающиеся между собой, части, сделав, выгнувшуюся в экстазе, Софью центром моей вселенной. Оргазм, похожий на разряды тока, пронзает и мое тело, лишая воли и разума, раздирая горло экстатическим криком. Софья, в изнеможении откидывается спиной ко мне на колени, так и не выпустив меня из своего, влажного плена. Мы, так и лежим, молча, думая каждый о своем, соприкасаясь горячей кожей, на острых плечах Софи блестят бисеринки пота.