Ольга Савельева - Попутчица. Рассказы о жизни, которые согревают

– Я слышал! – говорит сын.

– И я слышал, – говорит парень. – Приятно. Не думал, что буду так радоваться первому слову чужого ребенка. Ужасно приятно! Прямо вот мне хочется, чтобы шар еще раз улетел, а я бы еще раз его поймал.

Мы с ним смеемся, и он уходит по своим делам, а Катюня долго машет ему ладошкой и кричит: «Покааа», и он тоже машет ей и тоже кричит: «Покааа».

Счастье – это так просто. Его можно создать из ничего. Из улетевшего воздушного шарика.

Я смотрю на небо и замечаю, какое сегодня отчаянно желтое солнце. Яркое, весеннее, задорное, свежее! Наверное, все дело в нем… Оно разлило по воздуху, концентрированное счастье, из-за которого взрослые дядьки как мальчишки бегают за большими воздушными шарами. Какая кокетливая осень! Это она подарила нам это солнце… Осень, слышишь, сибо!

Мы с сыном стоим на автобусной остановке. Никуда не едем, просто шли за продуктами, а на остановке меня застал телефонный звонок, и я разговариваю, а сын присел на скамейку. Автобуса давно не было, поэтому народу много.

Около остановки тормозит старая, разбитая, почти раритетная «Волга».

За рулем забавный дедушка в очках. Кричит со своего водительского места:

– Кого довезти на моем супертакси?

Народ улыбается, но никто не садится к дедушке в «коробчонку».

– Да не бойтесь, садитесь, не развалится экипаж, обещаю! Лет тридцать не развалился и сейчас не развалится! – хохочет неунывающий дедушка.

Народ на остановке стоит как вкопанный. Вдалеке показался автобус. Я понимаю: никто не сядет к дедушке в машину. Я экстренно сворачиваю свой телефонный разговор. Кричу дедуле:

– До метро не подбросите?

– Конечно! Садитесь. Я б вам дверь открыл, но я инвалид, дольше выковыриваться буду.

– Да мы сами, – отвечаю я и киваю сыну, мол, садись.

– Мам, зачем нам к метро? – удивленно спрашивает сын.

– Надо. Потом объясню. Садись, – отвечаю я, пристегивая сына на заднем сиденье. Там нет бустера, но хоть ремень есть. Сама сажусь вперед.

– Анатолий, – представляется дедушка. – Для вас деда Толя.

– Ольга, – представляюсь я. – Для вас Оля.

– Даня, – представляется сын. – Для вас Даня.

Мы втроем смеемся.

– Спасибо за возможность побомбить, – говорит деда Толя. – Сложно сейчас. Вот боремся и не сдаемся, не унываем. Мало кто рискует сесть ко мне. Думают, что развалюха, сломается по пути. А она ласточка!

– Ласточка-ласточка, – соглашаюсь я.

Между тем едем мы медленно, километров двадцать в час.

– Вот это скорость, аж дух захватывает! – шучу я.

Деда Толя понимает юмор, заливисто смеется.

– Часто бомбите, дядь Толь? – Не могу я его дедом звать. Он еще о-го-го.

– Часто. А что дома делать? В ящик лупить? Так с ума сойти можно. Я фильмы советские люблю, рязановские, а их редко показывают, на Новый год только. Я лучше покатаюсь. Сейчас таксистов полно, на любой вкус и кошелек, все на иномарках. Люди избалованы комфортом. Девушки вроде вас никогда ко мне не сядут, в шубе тем более. Стыдно, наверное, в ведре с гвоздями ездить. Я согласен, до «Мерседеса» нам с ласточкой далеко. Только бабули с рынка и соглашаются прокатиться, но с них я не могу денег взять. Я же мужик. Или кто-то прям случайный, залетный. Вот и получается, что я такое бесплатное такси. Пенсии по инвалидности хватает как раз на бензин, – говорит деда Толя и хохочет. Он не жалуется и не прибедняется. Это его такой жизненный стендап. Он меня развлекает историями из собственной жизни.

– У вас с ласточкой служебный роман, – улыбаюсь я.

– Да-да! Это мой любимый фильм!

– И мой! – радуюсь я. – Я его почти наизусть знаю. «По пятьдесят копеек, Новосельцев, сдавайте. На венок и на оркестр. – Если сегодня еще кто-нибудь умрет или родится, я останусь без обеда». Или вот: «Возьмем, к примеру, опята. Они растут на пнях. Если придешь в лес и тебе повезет с пнем, то можно набрать целую гору пней… ой, опят…» Я смеюсь и продолжаю игру в цитаты: «Грибы вас мало интересуют, я так понимаю… – Правильно понимаете. – Ягоды не интересуют? – Только в виде варенья. – А стихи… В виде поэзии… как вы к ним?»

Дедушка улыбается. Говорит:

– Меня вчера муха укусила.

– Да. Я это заметила, – говорю я.

– Или я с цепи сорвался.

– Это уже ближе к истине.

Мы с дядь Толей вдвоем хохочем.

– Никогда не цитировал «Служебный роман» по ролям!

– И я никогда. А вот эту финальную фразу помните? «Куда едем? – Прямо!»

Я с удовольствием смотрю на дедушку, говорю проникновенно:

– Здорово, что вы не унываете.

– Уныние – это грех! – Дядь Толя наставительно поднимает палец. – А вы почему ко мне сели, Оль? Пожалели?

– Нет, ну что вы! Мы к метро спешим просто.

Он смотрит на меня внимательно. Мы стоим на светофоре. Я не отвожу глаз.

– Ты добрая, Оля. Спортсменка, комсомолка и просто красавица. И мне все про тебя понятно. Я так давно не возил красивых. И добрых. А поэтому я денег не возьму. Так и знай.

– Хорошо, дядь Толь, – легко соглашаюсь я. Он тормозит у метро. Там стоянка запрещена. Я велю сыну быстрее выйти из автомобиля, а он замешкался с ремнем.

– Будете у нас на Колыме, милости просим, – говорит мне дедушка в окно.

– Нет, уж лучше вы к нам! – смеюсь я в ответ.

Дядь Толя замечает тысячу рублей на сиденье и меняется в лице.

– Тут деньги выпали, Оля, деньги…

– Вы чудесный человек, дядь Толь. А ваша ласточка – самое лучшее такси на свете. Я так душевно давно не ездила. И это дороже денег, поверьте. Берегите себя, дядь Толь. И ласточку свою берегите, – говорю я, и мы с сыном машем ему в окно.

Он порывается выйти, но сзади сигналит нетерпеливый автобус, а мы с сыном убегаем, спускаемся в метро, ему нас не догнать, и дядь Толя, шутливо погрозив мне пальцем, вынужденно трогается с места. Я бросаю прощальный взгляд на «Волгу». На заднем стекле значок инвалида. Номер «К 420 ОВ». Старенькая, серая, раздолбанная. Курсирует по району Зябликово. Если вдруг встретите дядь Толю на ласточке, друзья, помните: вам куда-то срочно надо! А мы с сынулей бредем домой от метро. Болтаем про то, что такое уныние и что такое грех. И зачем нам так срочно надо было ехать к метро…

Ночью позвонили с плохими новостями: нашу дачу ограбили. Мы, невыспавшиеся, рано утром поехали оценивать масштаб бедствия.

Муж сосредоточенно вел машину, я грустила, смотрела на по-весеннему бесснежные поля, проносящиеся за окном, и вспоминала…

Грабили наши дачи бессистемно, но регулярно. Перед Новым годом кто-то обязательно получал «подарочек».

Мы так вообще отличились семь лет назад. Нас тогда не просто ограбили: воры неделю прожили в нашем доме на полном пансионе: спали в наших постелях, жгли наше электричество, ели наши консервы, грелись нашими обогревателями.