Павел Астахов - Простые чудеса

– К вам по «скорой» доставили час назад мою жену, Астахову Светлану. Где она?

– Ха! Так уже, наверное, в операционной. У нас всех, кто по «скорой», сразу на чистку отправляют… – ухмыльнулся упырь.

– Как мне ее найти? Мне нужно срочно ее увидеть! – Я еще пытался быть вежливым.

Но многие не очень умные люди часто вежливость принимают за слабость. Особенно те, кто хоть мало-мальски облечен властью. Тем более над женщинами, да еще не вполне здоровыми. Этот людоед оказался из таких. Улыбка моментально сползла с его бульдожьей рожи и он рявкнул:

– Ага! Щас! Разбежался! Я тут у станка весь день стою, понимаешь, режу, спасаю… Ты кто такой, чтоб мне указывать?! А ну, давай на выход! – И он вознамерился вытолкать меня из отделения в шею.

И здесь, надо честно признаться, я не выдержал. Никогда старался не афишировать свою учебу и службу в органах КГБ, но здесь другого выхода не было. Жизнь моего будущего малыша и жизнь жены висели на волоске.

Я резко схватил мерзавца левой рукой за правый рукав и дернул к себе, одновременно выхватил из внутреннего кармана служебное удостоверение – красную корочку с золотыми буквами: «КГБ СССР». Я ткнул ему документом прямо в нос.

– А ну, стоять спокойно! Читать умеете, гражданин мясник?! Быстро отвечайте, где поступившая к вам сегодня Астахова? Ну!?

Для убедительности я еще припёр его к стене спиной и придавил коленом пониже живота. Он изменился до неузнаваемости, побледнел, задрожал, глаза забегали, и, кажется, он даже стал ниже ростом.

– Так точно, – проблеял он. – Извините, не знал… не разобрался… Виноват… Сейчас всё решим. Не беспокойтесь. Одну секунду. Всё выясню…

Для верности я встряхнул его:

– Быстро найдите пациентку Астахову и меня к ней проведите! – И толкнул его вперед по коридору.

Мужик затрусил к сестринскому посту и через полминуты уже радостно махал мне с другого конца коридора журналом учета:

– Здесь она! Идите сюда, товарищ!

Действительно, слава Богу, Светлана была в палате, где оказались еще пять женщин разного возраста, но с одним и тем же диагнозом «невынашиваемость». Увидев меня, жена соскочила с кровати и, дрожа, прижалась ко мне:

– Давай выйдем.

Мы вышли в коридор, а потом и на лестничную площадку. Здесь она, глотая слезы, сбивчиво рассказала о том, что в этом отделении практически все обречены, потому что здесь не лечат, а именно избавляются от «проблемных беременностей» самым простым способом – хирургическим. Женщины в палате рассказывали свои печальные истории, дожидаясь очереди в «абортарий». А встреченный мною «мясник» в фартуке был ведущим хирургом – заместителем заведующего отделением.

Мы пытались найти решение – и не могли. Даже самый сильный и могучий человек абсолютно беспомощен перед судьбой, определенной Господом. Особенно если он не обращается за помощью к Создателю и не молится о помощи. Светлана не могла вернуться домой, потому что улучшения пока не было. Но и оставаться здесь в ожидании убийства нашего первенца тоже было невозможно. Я отвел жену в палату, а сам зашел в ординаторскую к моему новому знакомому. Он уже снял фартук, бахилы и перчатки. Сидел и пил чаёк с баранками. Увидев меня, замер, потом встал со стула и изобразил внимание к моим указаниям.

Я сказал, что доверяю ему жизни моего ребенка и моей жены и что он должен сделать всё, чтобы их спасти:

– Вы – профессионал, специалист. Делайте всё, чтобы им помочь. Никаких абортов! Никаких прерываний беременности! Любые изменения – сразу мне сообщайте. Вот мой телефон. – Я записал ему свой домашний номер.

– Я всё понял. Не беспокойтесь. Мы свое дело тоже знаем. Постараюсь. Особенно для вас и вашей супруги. Никто пальцем не тронет. – И тихо вполголоса добавил: – Я в райотделе на хорошем счету…

Договорились, что я приду утром. Я зашел к Светлане и оставил ей всю мелочь из карманов для того, чтобы звонить из телефона-автомата, который висел между этажами на лестнице. У ворот больницы я заметил людей, медленно выходящих из храма. Рядом с больницей находится православный храм, и как раз закончилась вечерняя служба, прихожане возвращались домой. Тогда я еще не знал названия храма…

Поздно вечером Светлана позвонила и сказала, что ей начали делать уколы и очень хочется есть, потому что кормят плохо. Полночи у меня ушло на то, чтобы сварить и натереть свеклу, приготовить любимый салатик для моей Светланы. А потом перебрать весь сушеный и размоченный чернослив, вытащить из него косточки и заменить их на ядрышки грецких орехов. Затем заправить сметаной и, уложив в банку, оставить в холодильнике охлаждаться. Утром к этому салатику я добавил свежеподжаренные печеночные котлетки и отправился кормить завтраком свою голубку, временно заточенную в Бауманской больнице.

Хороших новостей не было. За ночь ей стало только хуже. Лекарства не помогали. Запугивать врачей было бессмысленно, да и не хотел я этого. Все ее пять соседок по палате уже были «вычищены». Ее не трогали, видимо, только потому, что опасались связываться с неуравновешенным «мужем-чекистом». Как я потом узнал, моя любимая, стоя у окошка и глядя на кресты храма напротив, молилась изо всех сил, со слезами вымаливая пощады для нашего ребеночка. Уверен, что Господь в тот момент ее услышал. И именно Он укрепил ее силы и сохранил нашего любимого сыночка. Она рассказывала, как в самую отчаянную минуту услыхала звон колоколов и подошла к окну. Слушала благовест и молилась, молилась…

Я принес еду, но моя любимая уже даже не могла сама спуститься во дворик, чтобы прогуляться на воздухе по липовой аллее. На руках снес ее вниз с четвертого этажа и усадил на лавочку. На дворе стояло жаркое лето, экзамены сданы, можно отдыхать, а у нас совсем не праздничное настроение и улучшений не наблюдается. Слезы не высыхали даже в то время, пока она сидела со мной и потихоньку ела. Я заставил ее поесть. За два дня она потеряла несколько килограммов, а это было очень опасно для ребенка. Мы были подавлены и удручены. Знания наши были очень скудными, а прогнозы врачей почти безнадежными. Ничто не ободряло и не вселяло никакого оптимизма и надежды. Казалось, весь мир против нас и нашего первенца. Никогда я не почувствую той боли и страданий, которые испытывала моя ненаглядная супруга… Только за то, что она оказалась невероятно стойкой и не унывала до последней минуты, я ей благодарен…

– Врач говорит, что надо соглашаться на чистку…

– А ты что думаешь?

– Нет! Не соглашусь… но я очень, очень боюсь… Что с ним, как он, что будет… очень боюсь… – слезы катились и катились по щекам, подбородку, шее от этих вопросов без ответа. Весь мир вокруг был залит слезами моей несчастной жены. А я ничего не мог предложить… Ничего! Такое бессилие перед природой, перед Богом было унизительно и убийственно для меня как мужчины, мужа и отца моего будущего ребенка. А я ведь даже не был крещен. Мало того, я тогда совсем не понимал, что и как происходит и какая взаимосвязь существует между верой и жизнью любого человека. Поэтому я уверен, что в тот момент только моя жена спасала и могла спасти своё дитя, носимое под сердцем. И она боролась. Боролась и молилась, как могла, как умела, не сдавалась и не соглашалась добровольно убить своего ребенка. Каким бы он ни был. Мы просидели, обнявшись, часа два. Пора было возвращаться в отделение. Светлана дошла очень медленно до входа, а вверх до дверей отделения я уже нес ее на руках.