Галина Гонкур - Я все смогу

Разбудили меня дети, вернувшиеся из школы. Я не проснулась ни от поворота ключа в замке, ни от обычной детской возни в коридоре. Очнулась лишь от звуков войнушки и радостных воплей в соседней комнате: парни бились в «танчики» по сетке. Кот из дома – мыши в пляс. Обычно у нас строго заведенный порядок: мыть руки, переодеваться, обедать, а потом отдых. А тут неурочно спящая мама навела мальчишек на мысль, что день сегодня такой, специальный, день-когда-все-можно. Причем, судя по всему, дух внезапной свободы настиг их сразу после входа в квартиру: выйдя в коридор, я увидела дорожку из сброшенной одежды. Куртки, портфели, ботинки, шарфы лежали на полу, пунктиром, – видимо, пацаны мчали в комнату к любимому компу наперегонки.

Покопавшись в себе и не найдя душевных сил отругать их, я решила заняться чем-то позитивным и созидательным. Кстати, еду-то я так и не приготовила, а между тем надо бы уже и поторапливаться, в холодильнике пусто.

На кухне у стола лежали неразобранные пакеты, а на столе – поставленный еще в поликлинике на беззвучный режим телефон. Не успела я вернуть звук на место, как он тут же зазвонил. На экране улыбалась аватарка моей подруги Люси, бывшей журналистки, которая работала у нас в компании директором по связям с общественностью:

– Алё! Ты почему трубку не берешь? Я тебе два часа не могу дозвониться!

– А что случилось? Привет.

– Ты еще не знаешь?! У нас в офисе сегодня была прокуратура! Обыск! Бухгалтерию опечатали! У меня там сумка была с подарком на день рождения тетке, так не отдали! Шефа увезли, коммерческого увезли, нам всем сказали идти по домам, потом вызовут, когда нужно будет. Накрылась фирма, короче. А тебе что, не звонил никто?

– Да может и звонил. Понимаешь, у меня тут… В общем, телефон был отключен.

– Хорошо, что хоть сейчас включила. А то пришла бы завтра на работу в опечатанный кабинет, ага.

– Да я тут заболела, грипп, похоже, больничный взяла. Погоди… Ты уверена, что все так серьезно? Это же бред какой-то…

– Ну да, тебе бред, тебя муж прокормит, а я без работы теперь… И ты, кстати, тоже без работы и без денег, имей в виду. Михална сказала, что никаких проводок по счетам не будет делать до конца следственных мероприятий. Я тут коньяка купила с горя, приду сейчас, хорошо?

– Люсь, да я только «за». Но вроде как грипп у меня…

– А чего теперь бояться? На работу завтра все равно не идти, что здоровым, что больным.

– Хорошо, ладно, приходи.

Хотя чего уж тут хорошего. Круг замкнулся. Вторая нога глиняного колосса по имени «моя успешная жизнь» обрушилась с грохотом, припорошив пылью и обломками все на пятьсот километров вокруг. Одно радовало: среди купленных с утра продуктов были и пельмени. Ничего осмысленнее, чем налить воды – закинуть – выключить – воду слить я все равно сейчас не смогла бы изобразить.

Люся, верная принципу «самое вкусное – это самое вредное», кроме коньяка, принесла в качестве закуски целую коробку эклеров и быстренько сгрузила все это на стол.

– За новую жизнь! – предложила она. – Всякий конец – это чье-то начало!

– Да какую новую, – возмутилась я, – если старой полный пиндец пришел!

Люсин непрошибаемый пофигизм был мне хорошо известен, мы давно знакомы, но удары судьбы, настигшие меня за последнее время, были слишком сильными и слишком частыми. Поэтому разделить ее жизнеутверждающий оптимизм я никак не могла. Взяла бокал, выпила налитый мне коньяк, а потом уронила голову на руки и разрыдалась.

– Ну, хорошо, – было видно, что Люся немного опешила от такого проявления эмоций. Она налила вторую рюмку и, гладя меня, как маленькую, по голове, предложила: – Тогда давай выпьем за то, чтоб прокуратура сгорела. И все мужики вместе с нею!

За окном от странной октябрьской метели стало совсем бело, так, что замело даже ветки растущих вдоль дома деревьев. Коньяк в бутылке убывал очень быстро. Дети заглядывали на кухню пару раз, пробираясь к холодильнику и к кастрюле с пельменями (я их все-таки переварила, но расстраиваться еще и по этому поводу сил уже не было), но нам не мешали, чувствуя важность момента. Об уроках на завтра, по-видимому, они не вспоминали, но мне было уже все равно. Какие тут уроки, когда жизни больше нет?

– Я не пойму, а чего ты так убиваешься? Ну, накрылась эта работа – будет следующая, – Люся умела вкусно выпить, вкусно закусить и поговорить о наболевшем так, что хотелось не только выложить ей все накипевшее на душе, но еще и немножко взрыднуть в жилетку. – Две зарплаты в доме, конечно, лучше, чем одна, но и на одну жить можно, и вполне неплохо.

Пришлось поведать ей все свои злоключения последних дней – про ушедшего внезапно мужа, и не просто так ушедшего, а к любовнице, что, как известно, в сто раз обиднее обычного ухода. Про ощущение абсолютной, холодной пустоты вокруг, и вообще – про безнадегу точку ру, как поется в известной песне.

– Ну, эту твою точку ру, душа моя, позволь мне не комментировать. Тут уж тебя совсем куда-то не туда занесло. А вот что Сашка ушел – это прям дааа… Мне всегда казалось, что вы из того разряда супружеских пар, которые вместе до последнего вздоха и «жили сто лет – умерли в один день».

– Да мне, Люсь, и самой так казалось. Представь, какой слепой дурой я сейчас себя ощущаю.

– Ну, так всегда бывает. Или не всегда, а часто. Что вторая половина узнает все последней. Как ты считаешь, это у него надолго?

– Боюсь, что да. Я подозреваю, что у него и раньше были какие-то интрижки. Я не вникала и старалась не замечать. Он никогда не давал мне оснований чувствовать себя оскорбленной или заподозрить, что в нашей семье что-то сильно не так. Ну, задерживался иногда, ну, легкий запах духов от пиджака, то вдруг эсэмэски пишет и старается, чтобы я экрана не видела. Но пацанов наших, ты же знаешь, он всегда обожал. Ко мне внимателен, всегда отпуск вместе, никаких там этих, знаешь, «дорогая, кажется, нам нужно отдохнуть друг от друга!». И раз уж он теперь так резко все оборвал – думаю, да, там все серьезно.

– Слушай, Оль. А вот когда мы прошлый Новый год у вас встречали, мне Саша рассказал, что ты после свадьбы постриглась, сделала красивое фото и подарила ему это фото в рамочке с подписью «Сашуле от первой жены», чем поразила его в самое сердце. Я сейчас вот сижу и думаю об этом. Это ты предвидела, да? Ну, что будет еще и вторая?

– Люсь, ты дура, что ль?! Шутка это была, шут-ка. Мы же с ним всегда так общались, на хихоньках, на подколках взаимных. Ему нравилось. Он все эти сопли с сахаром не любил. И мне это как-то ближе, понятнее, что ли. У меня мама с папой никогда дома этих вот кисонек-рыбонек-усипусечек не разводили.

– Да вот кто у нас дура-то теперь – это еще посмотреть надо. Ведь так и есть – была первая, на носу вторая… Я вот заранее сильно извиняюсь, – Люся слегка замялась и начала теребить в руках чайную ложку, что всегда у нее было предвестником бестактного вопроса в лоб. – Я вот вижу у тебя расстройство по поводу того, что жизнь переворачивается с ног на голову, и как-то маловато расстройства по поводу «ах, я брошенная женщина, мой миленок больше меня не любит». Это, Оль, так?