Андрей Буторин - БутАстика (том II)

Внезапно из стены тоже вырвались щупальца, обвили меня и прижали спиной к упругой поверхности. Я попробовал освободиться, но грудную клетку стиснуло так, что хрустнули ребра. В глазах потемнело, я наверняка потерял бы сознание, если бы хватка чуть не ослабла. Достаточно, чтобы дышать, но не оставляя ни малейшей надежды на освобождение.

Придя в себя, я с ужасом заметил, что точно так же были «прикованы» к противоположной стене и Маша с Анной.

– Не дергайтесь! – крикнул я им. Но девчонки и не собирались дергаться. Похоже, они оцепенели от страха.

Я перевел взгляд на клейста. Его кожа опять была гладко-бугристой, без наростов и щупальцев. И она выглядела точно такой же по цвету, как и у других слизней.

– Анна! – позвал я. – Ты можешь говорить?

– Да, – едва слышно сказала моя любимая.

– Маша, ты в порядке? – обратился я к жене.

Моя любимая кивнула.

– Помните, о чем я просил? Пожалуйста, сделайте это!

Потом я вновь посмотрела на клейста и, стараясь, чтобы голос звучал твердо, сказал:

– Это я убил вашу жену. Я не хотел, я был вынужден это сделать. Но я не оправдываюсь. Я предлагаю сделку: жизнь за жизнь. Умоляю вас пойти на это и выполнить ваше обещание. Ведь я все-таки привез вам жену, не так ли?

Анна побелела. Но она исполнила мою просьбу, не стала ничего говорить мне. Она лишь передала мои слова клейсту.

Тот едва заметно вздрогнул и зашуршал. Теперь побледнела Маша. Она дернулась, и щупальца на мгновение вжали ее в стену. Маша вскрикнула, тряхнула черной гривой, судорожно вздохнула и наконец перевела:

– Мы всегда выполняем свои обещания, ты напрасно меня умолял. Но твоя мольба услышана. Выбирай, чью жизнь ты отдашь мне?

– Как это чью? Мою, конечно!

Девчонки разом охнули.

– Переводите! Без эмоций! Просто работайте, мать вашу!.. – заорал я на них. Это было первым случаем в жизни, когда я ругался матом на моих любимых. И последним.

Анна коротко булькнула. Клейст замурлыкал в ответ. Маша перевела. Без эмоций, как я просил:

– Не годится. Ты нужен для выполнения моего обещания. Оплодотворив земную женщину, ты снова запустишь механизм зачатий. К тому же, ты убил мою любимую. Предлагай в обмен жизнь своей. Так будет правильно.

– Что?!.. – В моих глазах поплыли круги, уши наполнились гудящей ватой. Я затряс головой. Я рванулся и, не обращая внимания на режущую боль от впившихся в тело щупальцев, закричал на Машу: – Ты хорошо его поняла?! Ты точно переводишь?! Ты не придумала это сама?!

Маша была похожа на перевязанный розовой ленточкой манекен, неестественно белый, с изумрудинами глаз и угольно-черными волосами. Она не ответила мне. Она вообще не шевелилась.

Вместо нее заговорила Анна. Очень-очень тихо. Но я услышал.

– Она перевела правильно.

Анна тоже выглядела белым манекеном. Даже белее Маши. Кожа у рыжеволосых вообще очень светлая.

– Не-е-ет!!! – Я рванулся так, что одно из щупальцев соскользнуло с плеча. Я вытянул к клейсту правую руку: – Нет! Это не честно! Они ни при чем! Это я убил твою жену, вонючий мешок, я, я! Вот этой самой рукой!

– Да, – монотонно перевела Анна ответ слизня, – твоя рука повинна в ее смерти.

Тонкое щупальце так молниеносно выстрелило из тела слизня, что я лишь услышал его свист и почувствовал острую боль в плече. На мои голые ступни упало что-то тяжелое и теплое. Я посмотрел вниз. Там лежала моя рука. Меня это тронуло не больше, как если бы это была палка. Тупо задергало в правом плече. Боку стало горячо и мокро. Я скосил глаза вправо. Возле обрубка плеча извивались короткие щупальца. Наверное, они обрабатывали рану. Боли, во всяком случае, я больше не чувствовал. Да мне было и не до этого.

Тем более Анна, расширившиеся глаза которой не отрывались от моей отрезанной руки, продолжала переводить:

– Выбирай. Я жду. Я знаю, ты любишь обеих. Я иду тебе навстречу, предлагаю выбрать самому.

Я чуть не выкрикнул: «Выбери ты!», но вовремя остановился. Это было бы предательством: гнусным, неискупимым. Но и сам – как я мог выбрать, кому из них придется умереть? Как бы я смог потом жить с этим? И как бы я смог потом жить с одной из них, зная, что ради нее погибла другая? Ведь я бы возненавидел ее! Так же, как я уже ненавидел себя. За свой длинный язык, за тупость, за трусость, за подлость, за все-все-все-все!..

– Убей меня, – попросил я. – Пожалуйста, убей меня! Не трогай их. Пусть они запустят механизм зачатия. Какая тебе разница, кто именно это сделает? Умоляю тебя. Умоляю! Хочешь – убивай меня медленно, отрезай каждый день по кусочку… – Я заплакал. Я больше не стыдился слез. Мне было стыдно, что я вообще существую.

– Ты хочешь заплатить слишком дешевую цену. Не годится. Выбирай скорей. Мне больше некогда ждать.

Сквозь туман слез я посмотрел на своих любимых. Я боялся, что они станут просить меня, умолять… О чем? О жизни? О смерти? Я боялся и того, и другого. Оказывается, я и впрямь был трусом. Но Маша и Анна молчали. Наверное, они раньше меня поняли, какой я сделаю выбор. Они очень хорошо меня знали. Гораздо лучше, чем я сам.

Клейст зачавкал. Анна перевела:

– У меня больше нет времени ждать. Если ты сейчас не скажешь, чью жизнь отдаешь, я убью их обеих.

Я кивнул.

Клейст понял меня без перевода. Розовые стены за спинами моих любимых прогнулись, щупальца втянули в образовавшиеся ниши Машу и Анну, а через мгновение стена снова выровнялась, испуская обычный бледно-розовый свет.

Оказывается, за тридцать два прожитых года я еще не испытывал боли. Потому что лишь в те застывшие для меня жуткой коростой мгновения я понял, что это такое. Наверное, я завыл, потому что заложило вдруг уши. Меня скрутило так, что на ногах я держался только из-за сжимавших меня щупальцев. Видимо, я все-таки терял сознание, потому что увидел вдруг, что стою в луже блевотины, хотя и не помнил, когда меня вырвало.

Тела клейстихи в «зале» не было. Сам клейст медленно удалялся к отверстию одной из «кишок».

Внезапно мне пришла в голову мысль, как можно было спасти Землю. Слизни не знают слова «обман». Они не умеют врать. А ведь это значит, что и правду от лжи они отличить не сумеют!

Но я уже говорил, что я дурак. Стожды дурак. Эта мысль посетила меня слишком поздно. То, что я придумал сейчас, уже некому было перевести. И все-таки я заорал ему вслед:

– Стой! Подожди! Я забыл рассказать, что просила передать тебе перед смертью жена! – Мне показалось, или клейст действительно вздрогнул? Может, они все-таки понимают русский язык?.. Но слизень продолжал ползти к выходу. А я продолжал кричать: – Она хотела, чтобы ты оставил Землю в покое! Ты слышишь? Оставь ее в покое! Я тоже тебя об этом прошу! Я заплатил тебе двойную цену! Ты слышишь меня, бурдюк с плесенью?!..

На космодроме меня встречал Крутько. Как он узнал? Парламентер?.. Вероятно. Слишком противно было думать, что шеф имел возможность подсматривать за нами даже там.