Василий Лягоскин - Тайна пролива «Врата скорби». Том второй

Старый вождь никакого удивления при виде профессора Романова, спрыгнувшего с прицепа, не высказал. Он скользнул равнодушным взглядом по ожерелью на груди у Алексея Александровича и таким же тусклым голосом сообщил:

– Высший не-зверь Ден больше не будет помогать чужакам.

– Интересно, чем это он нам позавчера помог? – с иронией подумал профессор, – скорее он своему братцу молочному услугу оказал, перехватив своим огромным телом большинство ос.

– Здесь, – продолжил Денату, протягивая корявый палец в сторону прицепа, откуда с холодным лицом наблюдала за этими короткими переговорами снайпер, – сейчас будут Лай и…

Он оглянулся на второго сородича; очевидно, не вспомнил имени «низшего», и окрестил его просто: «Он». Затем Денату неторопливо развернулся и грузно зашагал обратно к стойбищу.

– Ну вот, – улыбнулся Алексей Александрович, ничуть не обидевшись, – ни здрасьте тебе, не до свидания! А мы люди не гордые. Профессор Санкт-Петербургского университета даже колпак твоим сородичам, которых ты по имени не знаешь, подержит.

Он действительно поднял совсем не тяжелую прозрачную крышку, и Лай ловко запрыгнул внутрь. Второй дикарь замешкался – так что Романову даже пришлось подтолкнуть его легонько в спину, отчего бедный парень совсем стушевался. По крайней мере лицо его – а он сел как раз напротив профессора – выражало сейчас причудливую смесь мистического ужаса, детского любопытства и.., пожалуй, восторга, который особенно проявился, когда «Эксплорер» рванулся вперед. За прозрачной преградой помчались назад сетчатое ограждение; потом небольшой участок, заросший травой; наконец низкие хижины неандертальского стойбища, у которых стояли недвижныые сейчас дикари.

Не будь в прицепе людей, незнакомый пока неандерталец сейчас бы, наверное, завопил восторженно сородичам: «Глядите, не-звери, какой я удалой да храбрый!». Алексей Александрович не стал портить тожественность момента; дождался, когда вместо хижин потянется однообразная картина степи, оживляемая лишь далекими силуэтами пасущихся животных, и только тогда задал первый вопрос:

– Ты Лай, а он? – палец профессора легонько коснулся груди второго неандертальца, и тот на этот раз не стал шарахаться от человека.

На груди молочного брата вождя висели два ожерелья, которые он с гордым видом погладил, и только потом ответил:

– Это Рав; он будет ходить за Лаем и делать то, что скажет Лай.

С последним словом парень посмотрел на соотечественника вроде как свысока, но тут же не выдержал и рассмеялся. Видно было, что дикари эти находятся в приятельских отношениях (вон как непринужденно Рав ткнул Лая в бок после заявления последнего), а может и вообще были близкими родственниками.

Профессор ткнул теперь в узел, который придерживал на коленях левой рукой помощник Лая. Правая очень органично вцепилась в пластмассовый поручень сверху – так, словно парень всю жизнь гонял на автомобилях. «Эксплорер» сейчас мчался по пойме, по накатанной колее плавно, словно по автостраде, так что выслушав приказ-пожелание Лая, его сородич опустил поручень и принялся развязывать узелок – как оказалось, сложенный из тонко выделанной шкуры.

Внутри хранился внушительный кусок жареной, или копченой убоины – ребра копытного, покрытые толстым слоем мяса и застывшего жира. Неандерталец сделал движение – он словно попытался предложить Романову с Бэйлой угощение. Однако профессор успел первым:

– Вот как ловко я, – подумал он, вытаскивая в свою очередь из кармана куртки пузырек с солью, врученный ему недавно Зинаидой, – и предлог придумывать не пришлось.

Мелко размолотый порошок высыпался небольшой горкой на ладонь Лая, и тот, попробовав соль на язык, скорчил уморительную физиономию, став при этом удивительно похожим (по крайней мере мимикой лица) на Анатолия Никитина. Супруга тракториста, сидевшая напротив него, видно тоже что-то углядела, потому что ее лицо застыло сначала в недоуменной, а затем очень суровой гримасе. Даже пальцы на цевье винтовки (отметил профессор) побелели.

А Лай как ни в чем не бывало рассмеялся, и достал.., – Алексей Александрович хотел сказать из кармана, но нет – из нутра кожаных же штанов большой грязно-серый кусок. С чем там соседствовал этот комок соли, профессор даже не хотел представлять; тем более не взял в руки протянутый в его сторону образец. А уж о том, чтобы лизнуть его…

В общем, можно сказать, что профессор Романов поверил на слово неандертальцу, которого тот не успел даже произнести.

– Где Лай нашел это? – палец Алексея Александровича остановился на безопасном расстоянии от предложенного к дегустации комка.

– По пути к дому Великого охотника, – не задумываясь ответил Лай, – в… (вот тут уже он задумался, очевидно считая дни, точнее переходы – именно так определяли в походе время дикари) в одной и еще половине руки переходов отсюда.

Сколько это было точнее – семь, или восемь суток, профессор уточнять не стал. Главное – это было в пределах досягаемости; за солью можно было отправлять экспедицию на автомобиле; ни широкий пролив, ни высокие горы пересекать нужды не было. А о том, что весь путь от гор до миоценового леса, и дальше – до русского лагеря племя проделала вдоль реки, он уже знал.

– Спроси у него, что там с раненым вождем? – неожиданно вклинилась в разговор израильтянка.

Профессор недоуменно посмотрел на нее – с чего вдруг такая забота? Потом он глянул поверх плеч и голов неандертальцев на самый краешек миоцена – на камни Тибета, среди которых можно было разглядеть фигурку одного из лам. Так что этот несущественный вопрос был задан очень вовремя («Это такой еврейский отвлекающий маневр», – беззлобно пошутил про себя переводчик). И маневр вполне удался.

Оба неандертальца уставились на задавшую вопрос девушку с таким недоумением, что невольно закрадывалось подозрение – а разрешается ли неандертальским женщинам открывать рот без разрешения мужчин? А когда вопрос все таки был переведен, на лице Лая появилось мучительное выражение – то самое, какое наверное было у Буриданова осла. Ему очевидно и врать не хотелось, и сообщать об изъянах «высшего» не-зверя было не велено. Тем более, что сейчас за его сомнениями с любопытством наблюдал свидетель. Наконец молодой неандерталец вывернулся с изяществом опытного партийца: не знаешь, что говорить – славь партию, или ее лидера.

– Мой брат по второй матери Ден самый умелый охотник, которого знает племя. Маленькие злые мухи, несущие в гнездо вкус солнца и цветов, еще узнают его гнев.

– Это он так мед назвал, что ли? – повернулся к Бэйле Никитиной профессор, – знал бы этот парень, какой «нектар» носят в свое гнездо осы. К тому же вряд ли тот бандит с большой дороги успеет показать свою храбрость. Если верить прогнозам профессора Арчелия, этот осиный рой через неделю-другую можно будет смести метелкой в одну кучу и сжечь.