Александр Беляев - Лиана. Хроники затомиса

«Странная палаточка, – думал Андрей, растерянно глядя на асфальт, где только что возвышался павильон для аттракционов. – Что же это такое было? Скорее всего, прощальная гастроль любителей выпить, закусить и повеселиться перед отбытием в нижний астрал. Вот ведь как получается: ходишь по земле и не знаешь, что рядом с тобой сейчас такие жуткие спектакли разыгрываются. Ладно, зайду в магазин. Посмотрю, что там до открытия происходит. А вдруг, с точки зрения астрального наблюдателя, тоже что-нибудь необычное?»

Он подошел к двери универсама и по привычке взялся за ручку, но тут же сообразил, что это реальная дверь, к тому же запертая на замок, поэтому оставил в покое ручку и, как уже делал не раз, бродя по своей комнате в астрале, шагнул сквозь толстое стекло двери – и тут же наскочил на сердитую тетку, которую поначалу принял за обычную живую сторожиху, но по силе толчка сообразил, что она такая же астральная сущность, как и он в настоящий момент.

– Закрыто, закрыто, рано еще! – начала кричать она на опешившего Андрея, который не ожидал, что его увидят, и рассчитывал преспокойно пройти сквозь тетку.

– Для кого рано, а для кого – самое время! – резонно возразил Андрей, отодвигая тетку в сторону. – Ты что, не видишь, кто я такой?

– Ах, простите, – тут же успокоилась тетка, – я по привычке. Что именно «по привычке», она не объяснила и уселась на скамеечке перед дверью, утратив к Андрею всякий интерес.

Андрей шагнул в зал универсама и опешил. Зал был полон посетителей, но несколько необычных: среди застекленных холодильных камер с колбасами, ветчиной и прочими варено-копчеными продуктами уныло бродили коровы, свиньи, куры, утки, индейки. Словно это был не продуктовый магазин, а хлев, но, в отличие от хлева, животные и птицы разгуливали здесь совершенно свободно, не обращая друг на друга внимания.

«Бедные твари! – оценил смысл происходящего Андрей. – Так ведь они среди своих переработанных останков бродят, не могут отыскать, в какой колбасе их филей или грудинка находятся, тут же все перемешано! Вот, оказывается, где их души после забоя обитают! Интересно, куда они потом попадают и долго ли вот так среди прилавков бродят?»

Немного послонявшись среди этого разношерстного стада, Андрей понял, что здесь ему больше делать нечего. Он стал разглядывать стены универсама, прикидывая, через какую удобнее выйти наружу, и тут в одной из стен словно бы высветлилась лестница, которая, как показалось Андрею, должна была вывести его куда-то вовне, в какой-то иной пласт пространства.

Поднявшись по лестнице (она находилась внутри стены, но стена была проницаемой и никак не препятствовала проходу), Андрей очутился в совершенно иной местности, у дачного поселка, похожего на тот, вблизи которого Андрей превратился в сосну. Он долго шел через голое вспаханное поле и любовался дивными красками ранней осени (напомним: в Москве была середина ноября). Сочно золотилась и краснела листва небольшой рощицы, окаймлявшей поле, удивительно контрастировавшая с красками рощи. Радовали глаз маленькие домики, видневшиеся в отдалении, и небо было голубым, и, что существенно, на нем светилось огромное солнце, раза в два больше привычного, но совершенно безболезненное для глаз. Было безлюдно. И повсюду разливался такой раннеосенний покой, такая чистота и ясность, что Андрей впал в состояние восторженного созерцания. Все, что ему хотелось – бесконечно идти по этому прохладному свежевспаханному полю, вдыхать терпкий аромат осеннего воздуха и не думать ни о чем, ни о чем… Куда он идет и зачем, – такие мысли просто не приходили ему в голову, словно в бесцельности движения и состоял главный смысл. Андрей долго брел через это поле, словно Вангоговский сеятель, затем вошел в золотую осиново-березовую рощу, с тем же безмятежным чувством неопределенное время там блуждал, прислушиваясь блаженно к шелесту листвы и шороху пожухлой травы под ногами, и, когда он, наконец, добрался до опушки, сердце его сладко запело: роща выходила к знакомым песчаным дюнам и аквамариновому морю Вечности.

– Добавил он свои собственные заветные строки. – Давно меня астральные пути-дорожки сюда не выводили».

Безмятежность Андрея сменилась светлой грустью, он затосковал по детству, символом которого являлось это дивное голубое море и золотой песок. Но тогда у морской кромки его ждала Единственная, сейчас же он знал, что не встретит здесь девочки в белом воздушном платьице – он сам отрекся от нее не так давно, а здесь ничего не бывает просто так. Выходит он сам выбрал дорогу, где нет места Единственной… А может, все еще изменится? Да, замок Вечности разрушен, но, может, его снова можно восстановить? Ведь в астрале многое можно, ведь ему уже не в первый раз дается шанс осознать что-то… но что?

Андрей вышел к кромке прибоя, сел на песок, и руки его сами собой начали создавать удивительное сооружение, словно они раз и навсегда переняли опыт строительства у других тонких детских ручек много лет назад… Не прошло и часа, как замок Вечности был готов. «Хочу ее увидеть! – мысленно твердил себе Андрей. – Мне тяжело, я запутался в этой жизни! – Он забыл и о Лиане, и о Леночке, он помнил только одно детское лицо, одни глаза. – Куда бы меня сейчас ни унесла река времени, пусть на берегу, куда меня должно прибить, будет ждать она….»

Андрей почувствовал, что заклинание начинает действовать, тело уменьшилось, и водоворот времени втянул его внутрь песчаного здания. Какое-то время он летел мимо странных островков, висящих в пустоте, которые, как он помнил по прежнему опыту, были островками его воплощений, запечатленными в памяти вселенной, затем один из островков его притянул, на мгновение все погасло, а когда он пришел в себя, то понял, что незримо присутствует в небольшой, но уютной, хорошо обставленной комнате с массивной, добротной, правда, далеко не новой мебелью из мореного дуба.

Почему-то Андрей знал, что это – гостиничный номер в небольшом германском городке Виттенберге, и комнату эту мерил шагами, явно кого-то дожидаясь, так хорошо ему знакомый, все такой же подтянутый и моложавый, но уже почти седой Йохан Фауст. Наконец за дверями раздался стук, Фауст метнулся в прихожую и впустил высокую женщину, закутанную в серый дорожный плащ, скрывающий ее лицо большим, надвинутым на глаза капюшоном. Женщина порывисто обвила руками шею мага, и тот нежно, с какой-то невыразимой печалью откинул с ее лица капюшон, и стал покрывать поцелуями-прикосновениями бледное, слегка вытянутое лицо, большие зеленые глаза, пшеничные вьющиеся локоны.